Бабий ветер

Свет в ее глазах мгновенно вспыхнул вновь, лицо просияло. Я достала из ящика с косметикой несколько образцов с кремом для тела и протянула ей. Надо было видеть благодарное сияние этих глаз, столько в них было радости, даже счастья! Сердце мое сжалось, я подумала: «И ты – калека, девочка?..» Она буквально рассыпалась в благодарностях на своей тарабарщине, сунула мне в руку какую-то бумажку и наконец выпорхнула из салона. А я так и осталась стоять в недоумении: «Body Perfume?» Для чего монашке духи для тела? Почему она так сильно обрадовалась этим жалким пакетикам с образцами – больше, чем моим пяти долларам, пожертвованным на церковь? И еще мне покоя не давал свет в ее глазах: что за неизбывная радость питает его, этот ласковый свет?

Глянула – что там она сунула мне в руку, что за воззвание. Смотрю – это даже не листок, а мятый огрызок бумаги. И написано от руки, довольно коряво:

Человек – как трава, дни его, как цветок полевой,
Так отцветает он, ибо ветер прошел по нему —
и нет его, и место его не узнает его.

В общем, сто третий псалом, судя по указанию в скобках.

Ибо ветер прошел по нему… и место его не узнает его…

Я стояла в солнечном ромбе от окна, с этой мятой бумажкой в руке, и думала: как в такой дремучей древности мог человек – неважно, кем он там был, царь или не царь, – так пронзительно написать об эмиграции?

Ну, а потом посыпались телефонные звонки от клиентов, день закрутился своим чередом, и я забыла про монашку и куда-то подевала ее карточку, так и не поняв, к какой церкви девушка принадлежала.

Но… признаюсь тебе, стала собирать в отдельный пакетик образцы новой продукции: вдруг, думаю, девочка-монашка опять наведается? Стала придумывать, старая дура, как ее зовут, и уже точно знала, какие вопросы ей задам, если появится. Уж я теперь не растеряюсь, все выведаю: откуда, да что, и какая такая беда ее привела в монастырь, и где ее родители, и есть ли братья-сестры…

Придумала, что она была певицей, дивное меццо-сопрано, редчайший тембр. И вдруг – трагедия: болезнь, например; или мама умирает, мама, всю жизнь положившая на то, чтобы дочь получила достойное музыкальное образование. И от потрясения девушка теряет голос! Рушатся планы, расторгаются контракты, не на что жить, а главное: голос, голос! Нет? Не убедительно? Ну, я же не писатель; конечно, надо бы ее расспросить.

Ты скажешь, это неприлично – в душу лезть? А мне на приличия давно уже плевать. Короче, стала вдруг ловить себя на том, что нет-нет и посматриваю за стекло нашей панорамной витрины – не мелькнет ли там голубая ряса. Но нет, монашка моя как в воду канула. А у меня для нее целый мешок собран: сэмплз всяко-разные, и чего там только нет: кремы, тоники, клинзеры, маски, боди-парфюм… ну, и прочее. Вот бы она обрадовалась! И – прости, что лезу, прости меня: не могла бы ты сочинить для нее сюжет? Ну, чего тебе стоит! Сочини ей судьбу и, ради бога, спаси в финале от этой тягости, от монастыря – неважно, что ее туда привело и почему она оттуда не уходит…

* * *

…Пишу это у себя на работе, сейчас буду закрывать кассу, запирать двери…

В приоткрытое окно непрерывно льется ритмичная веселая музыка. Это во дворе церкви на соседней улице – то ли греческой, то ли грузинской – организован какой-то очередной фестиваль, а значит, музыка будет играть до глубокой ночи, и голоса певцов будут радовать окрестные дома до полного озверения жильцов. Наверняка и жратва там вкусная: греческая… или грузинская… не знаю, никогда там не была.

Самое пикантное, что глава этой церкви – клиент нашего салона. Он гей и, являясь на маникюр и педикюр, всегда считает необходимым громко напомнить о своей ориентации, особенно если видит поблизости новое лицо. Как будто без этих манифестаций ему ногти не подрежут. Сидит и рассказывает про своего любовника, который намного моложе его. Батюшка, блин! Интересно, сталкивался ли он где-то в подобном месте со своими прихожанами.

А музычка довольно заводная, что-то ультрасовременное…

12

…Милая моя, прости, что долго не писала. Помню про все твои вопросы, непременно отвечу, но не сегодня; сегодня я совершенно разбита, хотя, казалось бы, после отпуска, чудесного глотка чистой радости – неважно, что длился он недолго, мне слишком-то большой отпуск и не полагается, – должна бы я порхать, аки амур во облацех… И порхала! Потому что поездка на Кейп-Код для меня – всегда праздник.

Короче, мы тут с Лидкой внезапно сконцентрировались, собрались и выехали на неделю в Провинстаун к Оливии – помнишь, я писала тебе о нашей Оливии, каменщице-столярице-плотнице и… тут можно присобачить еще целый поезд рабочих профессий, не ошибешься.

Сняли машину – небольшой такой приемистый «Опель» попался – и рванули прямо в кипящую осень.