Бабка Котяжиха

– Убирайте, убирайте, девоньки, я вам сама подсоблю тоже, мне в работе полегче будет…

Через час кончили работу, и тут же, кто с хозяином на бричке, кто пешком направились к лесу. Тут и дождь затрусил, мелкий, холодный, колючий, вовсе и не летний будто. Со стороны деревни показалась толпа ребят, встретились они все на опушке и дальше вместе зашагали. Встревоженно обсуждали случившееся, переживали за Груньку, какая бы ни была, а своя, деревенская. И куда она могла из избушки запропаститься? Может, выскочила да в лесу решила спрятаться, чтобы всех напугать? А там зверь какой на неё напал? От этих мыслей страшно стало всем, ребята хмурились, девчонки утирали слёзы. Войдя в избу принялись при свете дня обыскивать каждый угол, только тут и обыскивать было нечего, изба небольшая, всё на виду: печь посредине, возле печи на полке утварь домашняя, горшки да плошки, деревянные ложки, чугунок да ухват у стены, лавки под окнами да стол, из красного угла строго глядят образа, в закутке кровать. Тут и спрятаться негде.

– Идёмте в лес искать, – только и сказал кто-то из парней, как в углу за печью послышался вдруг шорох, а после голос Грунькин, да будто издалёка откуда-то доносится, и что говорит вовсе непонятно. Мать Грунькина так без чувств и повалилась на пол…

Глава 7

Забились девчата в угол избы, заверещали, парни нахмурились. Что за диво? Голос Грунькин слыхать, а самой не видать нигде. Боязно всем, перешёптываться стали, что это за диво – то ли морок на них навели, то ли и вправду Грунька тут где-то, да только где?

– В подпол надо, может там она, – сказал кто-то из девчат.

Тут же откинули крышку в полу меж половиц, спрыгнули вниз – погребок махонький, и нет там никого, одни стены земляные, да пыльные дощатые полки. Что делать? Принялись стены простукивать, да какой в этом смысл? Брёвна, как брёвна, нет там ничего. А голос Груньки снова зовёт, говорит что-то, плачет будто, а слов не разобрать вовсе, будто река шумит и волны на бережок накатываются. И на чердак уж слазили, и там никого, кроме паутины да пауков. Тут кто-то из парней говорит:

– Блазнится нам всем, видно ведьма на нас морок напустила, нет тут никакой Груньки. Сжечь избу и морок сойдёт!

Тут же подхватили его остальные – правильно, правильно, сжечь надобно! Как ни умоляла их Василиса не делать этого, не послушался её никто. Ровно с ума все посходили. Мать же Грунькина на крыльце сидит, куда её девки выволокли, да только плачет, качаясь из стороны в сторону. От неё толку нет.

Тем временем ребята разложили по полу солому, да и пустили огонь. Но лишь только огонь разошёлся и дым повалил, как страшный вопль огласил всё вокруг:

– Ай, больно, больно!

Все узнали голос Груньки. Мать Грунькина вновь за сердце схватилась, а ребята, побледнев, похватали кто ведра, кто ушат, кто кувшин, кто чугунок из сарайчика, что возле избы был, да к озеру кинулись, благо избёнка-то на самом берегу стояла. Успели ж таки потушить пламя. Стоят все чумазые да перепуганные, а что дальше делать и не знают. В лесу, конечно, поискали, да только не нашли там Груньки. С тем и домой воротились. Даже на вечорки нынче никто не пошёл. Девок матери не пустили, а парни, видать, без девчат не захотели собираться. Василиса с матерью повздыхали о непутёвой Груньке, поговорили, да тоже на боковую отправились. И вот, снится Василисе сон, будто стоит она перед домом знахарки, рожок месяца на небе ярко так светит, и не страшно ей вовсе ночью одной в лесу. Тут дверь отворяется и выходит на крыльцо сама хозяйка, а на плече её кот большой рыжий сидит. Оперлась бабушка на перила, улыбнулась Василисе, и сказала:

– Здравствуй, Василисушка! Что, Груньку искать пришла? Так здесь она. Спрятала я её от ваших глаз, пущай подумает над жизнью своей, глядишь, и научится людей уважать, старших почитать.

– Ой, бабушка, может отпустишь ты её? Жалко Груню…

– А она тебя пожалела? Юбку твою нарочно спортила.

– Да я на неё зла не держу. Она, верно, от ревности всё это сделала. Ведь она Матвея любит.

– Любит, так и что ж? По головам идти? Людей обижать да в душу гадить? Не-е-ет, так дело не пойдёт. Вот коли научится уму-разуму, попросит прощения у моего кота, тогда и отпущу я её. А коли гордая больно, да не захочет прощения просить, пущай и живёт со мной. У меня в избе места хватит!