Бабки

– Was ist das für ein Dorf und warum haben wir vorher nichts davon gehört? (Что это за деревня, и почему мы не слышали о ней раньше?) – неприветливым тоном спросил один из фрицев, наставив на Ягарью автомат.

– Das sind meine Häuser. Und warum sind sie Ihnen unbekannt – nicht meine Sorge (Это мои дома, а почему они вам незнакомы – не моя забота).

– Würdest du mich betrügen? (Будешь мне дерзить?) – крикнул немец и направился к Ягарье, не опуская автомат.

Павловна пыталась поймать его взгляд, но у нее ничего не выходило.

– Wer bist du, frau? (Кто ты, фрау?) – пренебрежительно спросил фриц и плюнул себе под ноги. Он упорно не смотрел в глаза женщине, осматриваясь вокруг. Он знал, что двое других не сводят с нее глаз и, если придется, среагируют: их автоматы также были направлены на Павловну. Немец тем временем уже вплотную подошел к дому, в котором был спрятан Павел, а в погребе прятались Татьяна и другие девушки. Кроме Маруси.

– Frau von Mayer. Die Herrin dieser Siedlung. In Dresden geboren (Фрау фон Майер. Хозяйка здешнего селения. Родилась в Дрездене), – сухо ответила Ягарья.

– In Dresden heißt das! Und wie erschien Frau German im russischen Wald? (В Дрездене, значит! И как же фрау-немка оказалась в русском лесу?)

Когда немец прошел в пару метрах от Ягарьи, она посмотрела в его левый глаз и поняла, почему не могла поймать взгляд: глаз у фрица был стеклянный. Правый же был ей не виден. «Трудно придется», – подумала женщина.

На крыльце сидел старый кот Васька, который грозно зашипел на чужака и тут же был отброшен тяжелым немецким сапогом в сторону.

– Тебе Татьяна этого не простит, – прошептала себе под нос Павловна.

Фриц открыл дверь.

Перед ним открылась большая комната с несколькими кроватями, на одной из которых сидела старушка до того старая, что, наверное, она годилась женщине на улице бабкой, а то и прабабкой. Не меньше.

Ягарья хотела было пойти в дом вслед за немцем, но ей не позволили.

– Стой, где стоишь! – на ломаном русском выкрикнул ей один из двоих фрицев, что держали ее на прицеле. Они стали постепенно приближаться к ней. «Ну хоть эти на меня пристально уставились», – подумала женщина и стала к ним присматриваться.

Баба Феня глядела на немецкого солдата, что вошел к ним в дом.

– Ну давай, миленький, подходи ближе, заберу с собой на тот свет хотя бы еще одну падлюку, – негромко сказала она.

Немец выкрикнул ей что-то в ответ, на что Филипповна сказала:

– Я твоего не разумею. А коли и разумела бы, отвечать бы не стала. Ходи сюда…

Но фриц, словно зная, что от бабки ничего хорошего ему не видать, не опуская дула автомата, пошел в сторону двери, за которой лежал Павел. Баба Феня занервничала.

Немец взялся за деревянную ручку и без труда толкнул дверь. Та открылась. Дуло автомата уткнулось Насте прямо под грудью, туда, где ребра расходятся, оставляя незащищенным живот. Надавливая сильнее, фриц проталкивал девушку в комнату, а холодный металл впивался сквозь тонкое платье в кожу.

Мужчина боковым зрением заметил, что слева от него кто-то лежит на койке и уже хотел было повернуть голову, но Настя коснулась своей рукою его небритой щеки и насильно повернула лицо к себе.

– Смотри на меня, – приказала она ему, – смотри на меня очень внимательно.

Она не знала, понимал ли он ее слов, но точно знала, что он понял то, что она ему сказала своими глазами. Павел замер от удивления. Ему хотелось броситься на немца, но Настя предупредила его, сказав заранее: «Что бы не происходило, не вставай. Даже если враг зайдет в дом. Ничего не делай. Я все сделаю сама».

Глаза ее потемнели, зрачки, казалось, заполонили все глазное яблоко. Левый глаз немца никак не реагировал на взгляд девушки, и она это заметила, а правый глаз и сам стал выглядеть, как стеклянный. Настя протянула руку, и солдат покорно вложил в нее автомат. Павел продолжал удивляться.

– Веди его ко мне, – раздался старый хриплый голос из большой комнаты, – уж я-то разберусь с ним.

Настя послушалась старуху и зашагала вместе с фрицем в сторону бабкиной койки. Иван, Таня с Шурой и другие наблюдали за шагами немца и Анастасии из-под половиц.

– Нельзя его убивать сейчас, баб Фень, – сказала Настя, не отворачивая взгляда от правого глаза солдата, – он пришел не один. Значит и вернуться они должны все.

– Ну дай хоть порчу-то навести! – злобно хихикнула старушка. – Пока силы хоть какие-то имеются… Не лишай бабку последней радости!

Настя улыбнулась немцу, тот ей в ответ. Затем он повернулся, подошел к койке Феклы Филипповны.

– Уж прости, сынок, не благословение тебе я дам… Потому что не сынок ты мне вовсе, а сучий сын, иродово отродье. Не надо было к нам приходить…

Немец покорно приклонил колено перед бабой Феней, а она его по голове погладила, бормоча что-то, а когда он встал и отвернулся от нее, брезгливо стала руку свою полотенцем тереть.

– Веди его, девка, веди. Поживет пока. Сколько надо поживет, а надо ему совсем немного-то.