Баблия. Книга о бабле и Боге

Банкир молчал, взвешивал, прикидывал. Не понимал он, блефует Алик или нет. Алик и сам не понимал. Но он точно знал, что проигрывает всегда тот, кто больше может потерять. Он мог потерять 13 миллионов и свободу. А банкир терял все. Чтобы максимально эффективно донести до Андрея уязвимость его позиции, он запел. Подбоченился, сделал загадочное порочное лицо и хриплым голосом Бориса Моисеева запел:

– Я теряю все, но теряешь больше… И ушел в закат. Голубая луна, голубая. Голубая луна. Голубая…

Это он зря, конечно, сделал. Пересолил. Клялся же себе людей не унижать попусту, а унизил. Андрея перекосило, он схватил со стола тяжелую мраморную пепельницу и кинулся на Алика. Лицо у банкира было такое, что стало ясно – убьет. За секунду до удара Алик отчетливо увидел будущее…

…Вот банкир обрушивает на него первый удар. Кроит череп тяжелой пепельницей. Потом второй. Он падает на пол, из проломленной башки хлещет кровь. Андрей трясущимися руками вытаскивает из внутреннего кармана его пиджака телефон. Вытирает кровавые ладони о белоснежную рубашку и набирает шефа. Умирающий Алик слышит разговор:

– Он тринадцать миллионов долларов хотел у вас украсть. Давайте я вам лучше пять заплачу.

– …

– Ну вот и отлично. Только пускай ваш полковник о нем позаботится. Сердечный приступ или поскользнулся…

– …

– За пять миллионов, я думаю, можно позаботиться?

– …

– И я так думаю, труда не составит.

– …

– Договорились. Я люблю вас, Леонид Михайлович, и безмерно уважаю. Привет вашей очаровательной супруге.

Алик умирает. Последней угасающей мыслью почему-то оказывается цитата из Маркса: «За триста процентов прибыли капиталист убьет и родную мать». «А меня за тринадцать миллионов убили, – думает он. – Нет не за тринадцать, за восемь. Тринадцать минус пять восемь будет. Восемь…»