Баблия. Книга о бабле и Боге

– Ладно, Андрей, хорош прикалываться. Пришли свифтовку, а то мои швейцарские друзья ничего найти не могут.

– А я не прикалываюсь, – холодно отрезал банкир, и стало понятно – не шутит.

– Да ты чего, охренел? – заорал Алик.

– Сам ты охренел. Нервничать не надо. Пришлю я тебе все, но не сегодня. Временные трудности у нас. Дней через десять все отдам. Не переживай.

– Так! Я сейчас еду к тебе. У тебя и побеседуем. Выясним все.

– А не надо ничего выяснять. Я все сказал уже. Да и времени у меня на тебя нет сегодня. Приезжай лучше завтра, нет, послезавтра. Вечерком, часиков в семь. Договорились? Ну вот и ладненько. Пока, дорогой.

Банкир положил трубку. Голый Алик ошарашенно стоял посреди гостиничного номера. По спине, противно щекоча кожу, катились капли. То ли воды, то ли пота холодного. Побелевший кулак грел горячий еще от разговора телефон. Телефон хрустнул, Алик очнулся и резким движением метнул трубку в стену. Апатии как не бывало. Ясно все стало кристально и страшно. Если бы Андрей сказал: «Приезжай, кофейку попьем, разберемся», оставалась бы еще надежда, что издевается, мстит за то, что раком его поставил, денег отжал. А так… это была катастрофа. Еще хуже, не катастрофа, а пиздец. Жирный такой пиздец, из блестящего чернозема. Пиздец с большой буквы «П». Всем пиздецам пиздец. Окончательный. Финальный.

Алик глубоко вздохнул. Потом еще глубже. Увидел в зеркале свою неправдоподобно раздувшуюся грудную клетку. Снова втянул через ноздри уплотнившийся воздух. Понял, что не воздух это, а пустота. Откачали кислород из опостылевшего номера. Вакуум остался. Нечто стерильное. Закружилась голова, ослабли ноги, и он полетел. Сквозь бетонные этажи ненавистной гостиницы. И дальше, сквозь мерзлую московскую землю. Вниз, в темень, в ад, в пропасть крученую…

14 Встреча

– Мужчина, вам нужна помощь?

От задавшего вопрос военного пахло дымом. Лицо его было перепачкано копотью, камуфляж в нескольких местах тлел.

– Мне? – задумался мужчина. Удивился сильно. – Мне? Наверное, нужна. Не знаю…

– Восьмой, это четырнадцатый, – закричал военный в рацию. – Тут еще один. Присылай вертушку. Прием.

– Живой? – хрипло полюбопытствовала рация. – Прием.

– Живой, но дурной какой-то. В шоке. Могут быть травмы. Прием.

– Ждите, скоро будем, – сказала рация и перестала трещать. Отключилась.

«В шоке. Могут быть травмы – это про меня. Точнее и не скажешь», – подумал Алик.

Он огляделся по сторонам. Остатки столицы Либеркиберии красочно, как в аляпистом голливудском блокбастере, погибали в огне. Ночное низкое небо живописно окрасилось в оранжевый цвет от пожарищ. Сверху накрапывал мелкий противный дождичек. Однако тучи пыли от рухнувших зданий он к земле не прибивал. Смешивался с пылью. Висел цементным туманом над руинами. Сквозь серую водяную взвесь пробивались размытые лучи прожекторов. Слышался рокот вертолетов. Летали, судя по звуку, невысоко, хотелось пригнуть голову. В сорока метрах стояло нечто вроде танка с мощным светильником на башне. Силуэты солдат на фоне этой громадины проступали четко, словно в китайском театре теней. Сплющенные каски, длинные хищные автоматы. Бравые ребята самозабвенно спасают цивилизацию. Картинка была до того нереальной и киношной, что Алик, пошарив перед собой руками, попытался найти колу с попкорном.

– Потерпи, браток, – заметил его движение военный. – Потерпи немного. Сейчас вертушка прилетит – и в больничку. Госпиталь мы развернули за городом. Врачи там хорошие. Электричество. Помогут тебе.

Он взял Алика под руки и усадил на влажную бетонную плиту. Слова и действия солдата тоже отдавали Голливудом. Невзаправду как будто все. Аттракцион в Диснейленде.

«Может, я в самом деле того? – засомневался Алик. – Перенервничал? В шоке нахожусь от кидка банкира. Может, грезится мне все это?»

Вдруг он почувствовал людей. Много. Несколько тысяч точно. Люди лежали под руинами, в темноте и ужасе. Задыхались от едкого дыма, умирали. Кто-то сошел с ума. Кто-то молился. Многие плакали и кричали. Прямо под ним, метров десять вниз, были дети. Брат с сестрой держались за руки, зажатые со всех сторон острыми кусками бетона. Девочке лет 15–16, девушка почти, а мальчик маленький, не больше восьми. Сестра царапала разноцветными, по местной моде, ногтями нависающие камни. Плакала. Кричала.

– Я не хочу умирать! Не хочу! Я маленькая еще. Я целовалась всего один раз, и то не по-настоящему. Я любить хочу. Замуж хочу, деток. Выпустите меня отсюда. Пожалуйста.

Брат гладил ее по руке. Успокаивал.

– Не бойся, нас спасут, обязательно спасут. Я мультик смотрел про Cупермена. Он прилетит и спасет. Правда, правда. Там по правде все в мультике было. Честно. Клянусь сердцем матери.

Девочка перестала кричать. Крепко сжала руку брата. Сказала, пытаясь усмирить дрожащий голосок:

– Конечно, прилетит. Я верю тебе. В мультиках не врут. Это же по телевизору. А пока Cупермен не прилетел, нам надо выспаться. Давай колыбельную споем, мамину любимую. И заснем.

– А мама придет?

– Придет. – Девочка до крови закусила щеки, чтобы не расплакаться и запела: