Бабник

Я знала, что Эндрю может часами сидеть с Расселом и Робин после обеда за выпивкой и игрой в триктрак, но я извинилась и под предлогом головной боли рано ушла спать. Эти трое – старые друзья. Мне совершенно необязательно разыгрывать любезную хозяйку: они отлично обойдутся без меня.

– Спасибо за вкусный ужин, – прошептала Робин.

– Не за что, – ответила я ей, намеренно игнорируя Рассела и Эндрю и направляясь наверх с кружкой горячего шоколада.

В следующем месяце мы собирались на длинный уикэнд в Италию вместе с Расселом и Робин. Я запланировала это для нас с Эндрю на мой день рождения сто лет назад, но у него появилась гениальная идея пригласить еще этих двоих.

– В компании будет веселей, – объяснял он.

Но в моей голове Рассел и Робин никак не сочетались со словом «веселье». Мне даже думать не хотелось о том. Как я выдержу четыре дня в их обществе? При одной мысли об этом у меня начиналась головная боль.

Было еще довольно рано, поэтому я сидела на кровати, пила горячий шоколад и просматривала свои работы последних лет. Меня все больше охватывало уныние. Едва ли здесь найдется что-то, что можно показать в «Сливках». Несколько портретов знаменитостей, за которые мне не было стыдно, но среди них ни одной яркой звезды. Уровня Брэда Питта, например. Если только не считать Кэролл Вордерман. Несколько рекламных снимков косметики. Все лучшие фотографии были сделаны еще в колледже. Ничего выдающегося. Я обманывала себя, у меня нет никакой надежды.

Я вспомнила об экземпляре «Стандарта», который позаимствовала у Дебби, и решила получше рассмотреть фотографию, сделанную Ником. Насколько он хорош в профессиональном плане? Газета лежала в стопке у моей кровати уже больше недели, пока я наконец набралась храбрости заглянуть в нее.

Вот оно: беспризорные дети, попрошайничающие на улицах в Бразилии. Сердце у меня в груди забилось сильнее, когда я прочитала подпись: «Фотографии Ника Вебера». Но я велела себе не быть дурой. Хорошо ему, его отправляют на съемки в Южную Америку. В «Слухах» поднимали бучу насчет моих транспортных расходов, когда я ездила в Южный Лондон. Я смотрела на снимок, изображая из себя критика. Н-да. Отличная композиция и соблюдение политкорректности. «Хавьер готов убить за пару футбольных ботинок», – написано под фотографией.

А я что сделала, чтобы соответствовать этому уровню? Пожалуй, только эту рекламу пасхальных яиц для «Слухов», где в качестве одной из моделей Холли, маленькая дочка Джил. Я смотрела на свою пасхальную фотографию и на бразильский снимок Ника, и, клянусь вам, мне будто молния в голову ударила.

Я чуть не свалилась с кровати, хватая трубку телефона. Я звонила Джил. Было всего десять часов. Она наверняка не спит.

– Джил! Ты можешь сделать мне одолжение? Мне нужна Холли и чемодан разной обуви. Ты свободна в следующую субботу?

Когда Эндрю через несколько часов поднялся наверх, я откатилась как можно дальше к своему краю постели и притворилась спящей.

– Зайчик? – заискивающе прошептал он. – Ты больше не сердишься, правда?

– Я не сержусь, – сказала я.

– Давай сделаем ребеночка?

– Боже, да ты совсем пьян.

– Нет, – хихикнул он и громко пукнул.

– Ну слушай! – Я старалась не дышать.

– Прости! Прости! – захихикал он и стал размахивать рубашкой.

– Не разгоняй это по всей комнате! Гадость какая!

Билли вошел, прыгнул на кровать и начал устраиваться на ночь у моих ног. Он топтался и мурлыкал. Кто из двенадцатилетних парней будет каждую ночь спать со своей мамочкой? Может, на этот раз Рассел был прав – кому нужны дети?

6

– То, что надо! Фантастика! У тебя есть такие шестого размера? – спрашивала я у Джил, держа в руках пару вышитых шелковых тапочек.

– Мое! – завопила Холли довольно злобно, отнимая их у меня.

Она уже надела на одну ногу блестящую босоножку девятого размера, а на другую – сиреневую тапку с головой котенка. Самая юная в мире жертва моды. Наверное, это из-за того, что ее мама работает пиарщиком в обувной компании.

– Как мило, что Джеф разрешил тебе пользоваться студией, – сказала Джил. – Ведь ты у них больше не работаешь.

– Ну, теоретически я еще две недели должна отработать. И вообще, в воскресенье эта студия никому не нужна.

Я установила свет, расставила несколько золотых кресел и развернула розовую драпировку, которая заслужила одобрение Холли. Девочке исполнилось всего три года, но она оказалась более требовательной, чем все модели, с которыми мне когда-либо приходилось работать. Джил привезла всю любимую одежду и сумочки Холли и ее набор для рисования. Мы начали с демонстрации шелковых тапочек. Крошечные ножки Холли утонули в них, когда она важно вышагивала по студии, визжа от восторга. Я очень быстро отказалась от мысли говорить Холли, что ей делать и где встать. Мы давали ей обувь и ждали, что она сделает. Так получалось естественней.

– Ладно, а теперь надень эти синие туфли, – сказала Джил.

Холли расставила ноги, уперла руки в бока, подняла сердитую мордочку и твердо сказала маме:

– Нет!

Получился потрясающий снимок.

– Ну и ну, – засмеялась я. – А какой она будет в восемнадцать лет!