Бабочка

Теперь же он просто шёл. Шёл, судя по всему, на север, совершенно не представляя, куда его выведет эта звериная тропа. На комп полагаться уже не приходилось — жизнь устройства, служившего верой и правдой, бывшего другом и помощником в сложных ситуациях, была остановлена тяжёлой пулей из оружия двойника. Само того не зная, устройство спасло своему хозяину жизнь — рефлекторно стремясь защититься от выстрела, Макс попытался закрыться рукой, на которой был комп. Это у него получилось, но теперь устройство было безоговорочно мертво — судя по тому, что оно не отвечало на попытки связи посредством силы мысли, как эту процедуру Макс решил называть для простоты, повреждениями экрана дело не ограничилось. Руку, на которой был комп, саднило, и Нимов не хотел даже думать о том, что будет, когда действие обезболивающего закончится.

Хоть двойник (а Макс уже начал сомневаться, что двойником был не он сам) и раскусил своего «оригинала», но не учёл аспекта, что этому «оригиналу» могут быть присущи некоторые особенности, несвойственные простым людям. Нимов не стал хватать брошенный автомат и, не задумываясь, кинулся в рукопашную. В считанные доли секунды автомат двойника был вырван у того из рук, а сам двойник, охнув, оказался вмят в стену тоннеля ударом нечеловеческой силы. В теле двойника что-то хрустнуло, он обмяк и корчась сполз на землю. Проснувшийся в Максе зверь требовал разорвать наглую жертву (именно жертву, а не врага) в клочья, но Нимов этого делать не стал, рассудив, что тому и так уже достаточно. Максу было сложно поверить в произошедшее — если раньше он мог списать подобную реакцию на действие стимуляторов, то теперь, зная, что медицинский модуль компа также мёртв, как и всё устройство, он боялся задуматься о том, что дало ему такую скорость и силу. Стараясь отогнать очевидную мысль о мутации, Нимов судорожно пытался найти хоть какие-то зацепки, но их почему-то не находилось. Двойник, с бледным лицом и закатившимися глазами, корчился на земле, из его рта вытекал небольшой кровавый ручеёк, Макс же стоял над ним, и на лице его не было ни одного признака бури, охватившей сознание. Спустя некоторое время двойник затих, взгляд его остекленел, а лицо приобрело каменный оттенок. Макс развернулся и направился к выходу из злосчастного тоннеля. Когда же проступила боль в руке, Нимов нашарил в одном из боковых карманов бронекостюма аптечку, предназначавшуюся для самых экстренных случаев, и вколол себе обезболивающее. Боль почти ушла, но он знал, что её возвращение является лишь вопросом времени.

— А что если он не врал? — запоздало размышлял обо всём произошедшем Нимов. — Что если это очередные выкрутасы Аномальных? Параллельные, мать их, пространства, например? Что есть, к примеру, ещё одна реальность с ещё одними Аномальными Территориями и ещё одним Максом Нимовом, который по своему скудоумию умудрился вляпаться в похожее приключение. Ведь можно же было всё это обсудить, не прибегая к оружию, а теперь-то что? А теперь всё. Мервецы, хоть и восстают порой в этом месте, но разговорчивостью не отличаются.

Зрение странным образом преображалось. Цвета поблекли, на земле тут и там появились белые пятна. Внутренний голос подсказывал, что подходить к ним почему-то не стоит.

— Нда, после такого и правда можно поверить в то, что где-то в здании старой разрушенной АЭС стоит кусок камня, исполняющий желания. Дыма без огня не бывают, откуда-то же эти сказки берутся. А что? Предположим, что этот миф имеет под собой реальные основания. И что бы ты тогда загадал? Все деньги мира? Не, слишком мелко. Даже не мелко, не интересно, скорее. Вечную жизнь? Зачем? Ни что не вечно под луной. Знание обо всём? Тоже не интересно: многие знания — многие печали. Власть над миром, самая красивая девушка и прочие материальные блага отправляются по тому же адресу, а вот поговорить со своим двойником…тьфу. С каким двойником — с самим собой. С тем самым собой, не изгаженным этим местом, не изуродованным химией и аномальщиной. Зачем этот дурак нажал на курок, зачем он вообще поднял ствол? Испугался, понятное дело. Можно подумать, что ты сам, оказавшись на его месте, не испугался бы. И если бы у него получилось задуманное, то вероятно он точно так же сейчас рефлексировал на тему «…а потрындеть?» Ведь можно же было сказать, что «…мужик, понимаешь какое дело — я это ты, а ты — это я…» Кто может понять человека, кроме него самого? Нашли бы общий язык наверняка, да оно вот как вышло.