И я горел. Только по-другому. Стоило бы ее отодвинуть, самому отойти. А вместо этого, я так сильно прижал ее к себе, обхватив тонкую талию руками, что звенья браслета, наверное, царапали ее живот. О котором я думал не переставая, если честно. Я ощущал, как тарахтело ее сердце, так плотно прижал ее грудь к своей, даже через сорочку чувствовал, что под этим вот спортивным топом - у нее ни черта нет. Боже помоги, но я, кажется, мог досконально вообразить форму ее груди и напряженных сосков по одним этим ощущениям.
А Света, словно не понимая, по какой грани мы сейчас идем, потянулась, чуть вдавливая свои пальцы в мой затылок, и прижалась своими губами к моему рту.
Все. Я забыл о том, что правильно.
Еще сильнее стиснув свои ладони на ее теле, я буквально набросился на ее рот. Губы Светы капитулировали моментально, мягко раскрываясь, позволяя мне делать все, что ни вздумается. Но я не мог удержаться, мне было мало ее просто целовать. Скользнул в бок, покрывая поцелуями все лицо моей Бабочки, буквально пылающей жаром. Опять прижался к губам, жадно глотающим воздух. Спустился вниз, добираясь до подбородка, шеи. Жадно, резко, алчно. И неожиданно для Светы, приподнял ее вверх, чтобы добраться до пульсирующей жилки у основания шеи. Чтобы слизнуть капельки пота, скользящие в ложбинку между грудями.
Бабочка охнула от неожиданности и тут же тихо рассмеялась, когда я повернулся, легко закружив ее. В пару шагов добрался до софы, сдвинутой к стене. И, уперев Свету в приподнятое изголовье спиной, снова набросился на ее рот. Все так же спешно, торопливо, ощущая, что выгораю изнутри. У меня руки тряслись, пальцы, вжимающиеся в ее кожу. И Света дрожала. И тихо стонала под моим ртом, моими губами. Давила на мой затылок, прижимая крепче к своему телу. А я и не думал отстраняться.
По второму кругу добрался до шеи. Ниже, касаясь щеками ее грудей, приподнимая руками Свету еще выше, надавливая ей на спину, заставляя прогибаться. И да! Наконец-то, добрался до этого обалденного живота, который не сумел бы описать простыми словами. Моя Бабочка не была ни тощей, ни увлекающейся качанием кубиков, ни, тем более, полной. Хотя, не думаю, что мне была бы разница. Я обожал ее. Просто ее. Эту девушку. И все-таки, видимо, не в последнюю очередь благодаря занятиям этими своими танцами, у нее был такой живот, что я не мог оторваться – мягкий и упругий одновременно, не плоский, подтянутый, невероятно женственный. И сейчас я целовал, облизывал, собирал губами и языком каждую капельку испарины, выступившей на ее коже. Толкался языком во впадинку пупка, шалея от ее стонов и тихих прерывистых вздохов. Ощущал подбородком резинку этих штанов, которые обтягивали ее, не менее обалденные, ноги второй кожей.
И тут она забросила эти ноги мне на пояс, крепко обхватив, и прижалась еще крепче, простонав в мои волосы:
- Пожалуйста, любимый, только не останавливайся сейчас, - хрипло выдохнула она.
Зря, по факту. Потому что я сразу вспомнил, почему мне ни при каких обстоятельствах нельзя продолжать. Пусть я хоть умру сейчас от того, как неимоверно ее хочу, как нуждаюсь в своей Свете.
И, разумеется, я замер. Потому что на уровне подсознания привык в первую очередь думать о ней, о ее благополучии и ее интересах. Сердце колотилось где-то в глотке, а пах просто скручивало от всего того желания, что переполняло меня к Свете.
И все же я медленно поднял голову, видя, как ее черные глаза наполняются обидой и горечью, и так же медленно отступил на шаг, осторожно опустив Бабочку на софу.
- Любимый? – в ее голое звучала такая потерянность, что у меня начал дергаться глаз от напряжения, с которым я старался себя сдержать. – Почему?
- Не стоит, Бабочка. Действительно, не стоит, - хрипло ответил я, отступая еще на шаг и ненавидя самого себя за то, что знал, как правильно. - Это будет неверно, солнце мое. Совсем неправильно. Я не тот, кто тебе нужен. Правда. Ты достойна лучшего…
А Света вдруг прищурилась и одним плавным, стремительным движением выпрямилась, поднявшись с софы. Ее глаза разве что не метали молнии, с таким гневом она посмотрела на меня, с такой обидой, что я дернулся, умирая от желания обнять ее, успокоить, подарить все счастье, какое только сумею.
- Так значит, да? – огрызнулась она, просто пылая от не унявшегося возбуждения и ярости, которую я впервые наблюдал у нее. – Ты считаешь, что я не могу быть с тем, кого люблю? Что мне кто-то другой подойдет больше? Хорошо! Пусть так! Я всегда слушала твоих советов. Пусть будет и сейчас так же! - выкрикнула она и подлетела к окну, схватив с подоконника мобилку, которую я не заметил.
- Ты меня не хочешь. Я поняла! – вновь повернувшись ко мне, гневно проговорила Бабочка, кому-то уже звоня. – Что ж, пусть тогда другой… «отымеет меня во все дыры»! – взорвав мне мозг и сердце, слово в слово повторила Бабочка то, чем угрожал Малый, когда ее похитил.
И тут же, уже не глядя мне в глаза, совсем другим тоном произнесла в телефон: