- Семейные узы очень важны, Хироми, - продолжала бабушка Иошико. - Не важно, сильный ты или слабый, есть у тебя способности видеть духов или нет. Семья — это опора, мы должны поддерживать друг друга, чтобы ни случилось. А что эти напыщенные дураки могут знать о семейных узах, если выбрасывают на улицу тех, кто им неугоден? Забирают детей у их собственных матерей, а потом скрещивают самых способных из отпрысков, словно породистых животных, - не скрывая отвращения проговорила она.
- О чем это ты? - спросила Хироми.
- Таков уж мир сильных, моя девочка… Слабые остаются позади, - ответила Иошико. - И это я говорю не только о клане Зенин. В Камо происходит то же самое, хоть и не в таких масштабах. Они держатся за чистоту своей крови, словно боятся подхватить заразу.
Хироми надолго задумалась и продолжила листать энциклопедию. Ее заинтересовала глава, в которой рассказывалось про Сугавара-но Митидзанэ, считавшегося одним из величайших поэтов и учёных в японской истории, впавшим, однако, в немилость при дворе и умершим в изгнании. Наряду с Императором Сутоку и Тайра-но Масакадо он являлся одним из «Трёх великих мстительных духов Японии».
После смерти Митидзанэ Киото поразил ряд бедствий. Город охватили мор и засуха, заболели и умерли один за другим сыновья императора, а во время грозы молния ударила во дворец, вызвав страшный пожар, в котором погибли несколько чиновников, участвовавших в изгнании Митидзанэ. Несколько месяцев спустя заболел и умер сам император. Все в столице были уверены — Митидзанэ стал божеством грома и наказывает тех, кто обидел его. Разгневанный дух Сугавары-но Митидзанэ продолжал насылать на столицу бедствие за бедствием. В конце концов, для него возвели святилище и посмертно восстановил в ранге и должностях, кроме того Сугавара-но Митидзанэ был обожествлён и возведён в высший ранг государственного ками и стал известен под именем Тэндзин. Проклятию наконец-то пришёл конец.
- Ну и натворил же пакостей этот Сугавара-но Митидзане! - заключила Хироми.
- Уже добралась до этого места? Ты быстро читаешь, - удивилась бабуля Иошико. - При жизни он был куда более миролюбивым. Есть предание, согласно которому, находясь в изгнании в Дадзайфу, он так горячо полюбил одно сливовое дерево, что однажды ночью это дерево полетело из Киото на Кюсю, чтобы остаться с ним.
- Не может быть, бабуля, деревья не летают! - рассмеялась Хироми, глядя на Иошико своими большими и темными, словно сливы, глазами.
- Не веришь, так возьми и посмотри!- парировала Иошико. - Это дерево до сих пор растёт в Дадзайфу Тэммангу в префектуре Фукуока.
- Правда? Обязательно! Может, завтра поедем? - с нетерпением воскликнула Хироми.
- Что? Нет, точно не завтра. Но, может, как-нибудь потом, - ответила Иошико и добавила: - Видел бы Митидзане, каких дел натворили его потомки из клана Годжо, может, и не стал бы так гневаться на императора.
- Бабуля, а они-то чем тебе насолили? - простонала девочка.
- Они вечно задирают нос и смотрят на всех свысока! Считают себя умнее других, а у самих нет и толики того ума, что был у их великого предка! Знаешь, когда в их семье родился сын с глазами Шестиглазого Бога, об этом шептались на каждом углу и под каждым забором, еще и ездили в город, чтобы посмотреть на него, словно на какую-то чудную зверюшку в зоопарке. Устроили из этого цирк!
- Ты тоже ездила? - удивилась Хироми, считавшая, что для бабули Иошико такие поступки являются чем-то недостойным и глупым.
- И я ездила… - вздохнула бабуля. - Но уже позже, когда ему было лет восемь.
- И какой же он? - с любопытством спросила Хироми.
- Да такой же, как и все они! Надменный и холодный, как лед! Смотрит на тебя, но не просто смотрит, а словно видит насквозь всю твою суть. Мне было не по себе от этого взгляда, - сказала бабуля Иошико. - Не должно быть такой чудовищной силы у одного человека, тем более у ребенка. Сейчас ему уже, наверное, лет пятнадцать, и кто знает, как он распорядится этой силой… Когда он появился на свет, то заслонил собой всех. Даже многие проклятья попрятались по темным углам, почувствовав его ауру. Кто-то может сказать, что это благословение, но я считаю, что это проклятье для всех остальных.
- Думаешь, его хотят убить? - с опасением спросила Хироми.
- Конечно, хотят, - подтвердила Иошико. - И будут пытаться это сделать, уж поверь мне.
Они немного посидели молча под монотонный скрип машинки для лапши, но внезапно бабуля Иошико произнесла:
- А знаешь, кто хуже их всех вместе взятых?
- Кто же? - спросила Хироми, с трудом представляя, кто бы мог в глазах бабули переплюнуть всех вышеперечисленных.
- Гакуганджи Йошинобу!
- И кто же он? В энциклопедии про него ничего нет, - сказала девочка, на всякий случай проверяя указатель в конце книги.