Бабочка и Орфей

Я как раз выезжал со двора на проспект и не мог отвлечься, чтобы переключить эту болтологию на что-нибудь нормально-музыкальное.

— Вы имеете в виду «Без тебя»?

— Да, именно.

Я ходил без тебя в луга,

Я ходил без тебя к цветам.

Я смог без тебя сто тропинок пройти,

Я смог без тебя у ручья прилечь,

Я смог без тебя весь вечер нести

Тяжесть своих одиноких шагов.

Больше я так не могу —

Без тебя.

«Патриот» плавно влился в поток, и я переключил радиочастоту.

Дача Тимычевых родственников производила впечатление полноценного деревенского дома, а не привычного советского сарайчика. Вот только звонка на калитке предусмотрено не было, и как оповестить хозяина о присутствии за плетёным забором гостя оставалось неясным. Я вышел из положения единожды сработавшим способом — повернул круглую дверную ручку, и калитка открылась.

От входа к крыльцу дома вела посыпанная гравием дорожка, по обеим сторонам которой чернели аккуратные грядки. Камушки под ногами поскрипывали, усиливая чувство неловкости за самовольное вторжение. Я поднялся на ступеньку крыльца и вежливо постучал по косяку двери. Ответом мне стали тишина и ощущение дежавю. Ещё один — более решительный — стук так же не дал результата. Я невоспитанно подёргал ручку, однако эта дверь оказалась закрыта. Вот будет фокус, если Тимыч уже уехал обратно в город, и мы с ним вновь разминулись. Тем не менее следовало однозначно убедиться, что дача пуста. Я спустился с крыльца и пошёл по огибающей дом дорожке. Всё выглядело один в один, как в том сне, где я познакомился с Тимом: высокая яблоня почти у самого чёрного входа, сарай в дальнем конце участка, узкая полоса плодовых деревьев и кустарников, чьи покрытые пушком молодой листвы ветви почти не скрывали огораживавший дачу забор. На всякий случай я проверил вторую дверь в дом: заперто. И вокруг никого — похоже, не судьба мне сегодня встретить Бабочку. Из чистого упрямства я решил напоследок проверить знаменитую картофельную плантацию Тимовой тётушки. Выйти к ней, как помнилось из сна, можно было через потайную калитку за сараем.

По контрасту с чистыми от сора грядками в периметре забора, картофельный надел полностью зарос бурьяном. Посреди получившегося из заброшенной земли луга росла могучая ветла — ещё один привет из сна, — а под ветлой на расстеленном одеяле сидел Тимыч и мирно читал очередную книжку. Крайне увлекательную, судя по тому, что я успел подойти к нему практически вплотную прежде, чем был замечен.

— Привет, — сказал я, остановившись в шаге от края одеяла.

— Привет, — с сомнением ответил Тим. Отложил книжку и тоже поднялся на ноги. — Мы спим?

— Нет, — удивился я такой постановке вопроса.

— Тогда как ты меня нашёл?

— Тебя соседка Александра Никаноровна сдала со всеми потрохами. Только я так и не понял, зачем твоя тётушка когда-то сказала ей ваш дачный адрес.

— На всякий экстренный случай с квартирой. После того, как дядюшка отстроил дом, они с тётушкой жили здесь буквально по восемь месяцев в году. А с сотовыми телефонами у пенсионеров в то время была напряжёнка.

— Теперь ясно. Кстати, про телефоны. Ты в курсе, что свой дома забыл?

— В курсе, — уныло кивнул Тимыч. — Уже в автобусе сообразил.

Мы помолчали, разглядывая друг друга. Я не видел его всего-то пару недель, но казалось, будто смотрю на незнакомца. Не на Тима Сорокина, не на Бабочку — на человека, который гармонично объединил в себе черты их обоих, и с которым я встретился в последнем из роковых снов.

— И всё-таки мы спим, — прервал затянувшуюся паузу уверенный вывод Тима.

— Почему?

— Потому что в реальности тебе совершенно незачем меня искать.

В общем-то, с нормальной точки зрения он прав.

— «Незачем»… Ладно, а как тебе такая причина? — я кашлянул, понимая, за край какой пропасти собираюсь шагнуть. — «Я смог без тебя сто тропинок пройти, я смог без тебя у ручья прилечь, я смог без тебя весь вечер нести тяжесть своих одиноких шагов. Больше я так не хочу — без тебя».

Не уверен, что точно воспроизвёл всего однажды услышанные строки, но общий их смысл был яснее неба над нашими головами.

— Неправда, — тихо сказал Тим, с чьего лица сбежали абсолютно все краски. — Тебе всегда были нужны женщины.

— А теперь нужен ты, — Только бы не разорвать искрящийся от напряжения контакт наших взглядов!

— Неправда! — теперь голос Тима вибрировал от ярости и отчаянья. — Тебе надоест, и ты бросишь, а я, а мне до самого конца с этим жить!

Это было больно и обидно, однако полностью справедливо для Андрея Вертинского, каким его знали все, включая Тима. Как же мне сейчас его переубедить? Я дёрнул вверх левый рукав куртки, открывая запястье.

— Не надоест.

Тим медленно опустил глаза на шрам, потом вновь пристально посмотрел мне в лицо и сдался.

— Хорошо. Пусть будет так, — Он бессильно опустился на одеяло и подтянул колени к груди. Я немного посомневался, стоит ли нарушать его личное пространство, но всё-таки присел рядом.

— Ты мне веришь?

— Верю. И в то, что не сплю, теперь тоже верю: мне бы в жизни не хватило смелости такое нафантазировать.

— Зря я приехал, да?