— Там же на бумажке большими буквами написано про рецептуру сорок лохматого года, — по инерции я сначала отреагировал на последнее предложение и лишь потом спохватился: — Погоди, ты что, правда до этого на свидания не ходил?
— Правда.
— Почему?
— Не с кем было.
Я открыл рот для следующего вопроса и закрыл: за такое любопытство можно и по лицу получить. Однако мой порыв не остался незамеченным.
— Спрашивай.
— Это весьма личный вопрос.
— Тогда я оставляю за собой право на него не отвечать. Спрашивай.
— Ну смотри, сам настоял, — я взял паузу на подбор достаточно иносказательной формулировки. — Бабочка, а когда ты, эм-м, всё про себя понял?
— Двадцать пятого июля две тысячи шестнадцатого.
Я едва мороженое не выронил.
— Двадцать пя…
— Мой первый рабочий день у вас, — Тим мечтательно улыбнулся низкому накуксившемуся небу. — Мы с тобой познакомились в реальности — и мне тут же стало всё о себе ясно.
Офигеть. Вот я с вопросом угадал.
— То есть ты раньше не?..
— Нет.
— Что, вообще ни в кого?
— Нет. Я же уникальный — ты помнишь?
— Помню, только представить никак не могу. Ладно эмоциональные моменты, но на чисто плотском-то уровне?
Тим густо покраснел, однако правом промолчать не воспользовался: — Скажем так, раньше я не видел в этом занятии особого смысла или интереса. Поэтому теоретически подкован намного лучше, чем практически.
После такого откровения я растерялся окончательно. Пускай мне самому пока было крайне дискомфортно думать о невечности платонической фазы, однако узнать, что для него вообще всё впервые — это… Короче, я был не готов.
— Опять лишнего наболтал, — сделал Тим правильный вывод из моего ошарашенного молчания.
Неяркий дневной свет потускнел ещё сильнее. С неба сорвалась дождевая капля, сморщив гладь широкой лужи перед главными воротами парка. И когда мы успели пройти его насквозь? Не давая сообразить, вторая капля упала мне на рукав куртки, третья — на забытое мороженое в руке.
— Кажется, дождь начинается. Подержи, — я отдал Тиму вафельный стаканчик и раскрыл над нами чёрный купол зонта. — Пойдём к машине или дальше?
— Дальше, — Тим вернул мне мороженое и собрался открывать собственный зонт, однако я его остановил: — Давай под одним, пока сильнее не пошёл?
— Ладно.
Ни покладистость спутника, ни лаконичность его ответов мне откровенно не нравились.
— Бабочка, помнишь, я говорил про «не усложнять»?
— Конечно.
— Так вот, пусть всё идёт своим чередом, хорошо? Не будем торопить естественный ход событий.
— Заразил я тебя философией, — бледно усмехнулся Тим. Смотрел он при этом не на меня, а на узор из кругов на поверхности лужи.
— Это полезная зараза. Так ты согласен не спешить?
— Дрейк, — Тим поднял на меня прозрачно-зелёные Бабочкины глаза. — Я не знаю, поверишь ли ты, но мне на самом деле достаточно того, что есть сейчас. Нет необходимости идти дальше.
— Есть такая необходимость, — упрямо возразил я не столько ему, сколько консервативной части себя. — И скоро ты сам убедишься, просто дай мне чуть-чуть времени.
— Оно всё твоё.
Как же по-дурацки получилось, что обе руки заняты какой-то ерундой, и нет возможности неловко пожать ему пальцы — спасибо, Бабочка. А слова сейчас годились только для банальных мелочей.
— Дождь усиливается.
— Да.
— Точно гуляем дальше?
— Точно.
Кажется, когда-то, классе в девятом или десятом, это уже было со мной. Идти под одним зонтом так близко, чтобы задевать друг друга рукавами. Есть растаявшее мороженое, не чувствуя его вкус. Бросать на идущего рядом косые взгляды и глупо смущаться, встречая такой же взгляд украдкой. С одной стороны я понимал, как нелепо выглядит поведение подростка у взрослого человека. А с другой — даже в пятнадцать я не был настолько счастлив.
От третьей порции мороженого Тим отказался, да и мне самому расхотелось сладкого. К тому же дождь взялся поливать от души, прогоняя нас из насквозь промокшего парка под железную крышу «Патриота», и дальше — по домам. Я специально выбрал самый кружной маршрут, однако в итоге мы всё равно оказались во дворе у Тима.
— Чаю? — гостеприимно предложил он. — Или можно вообще обед по-быстрому сварганить: у меня со вчера фарш остался. Как раз на макароны по-флотски или суп с фрикадельками.
Я знал, что по неписаным законам вежливости мне следует мягко отказаться, поскольку я и без того всю неделю столовался у Тимыча. Однако разойтись и до конца дня искать в родной квартире пятый угол? Моя сила воли была не настолько сильна.
— Фрикадельки это здорово, — Но на уступку совести я тем не менее пошёл: — А завтра вечером предлагаю выбраться куда-нибудь на ужин. Ты к французской кухне как относишься?
— К фуагра и лягушачьим лапкам? Ещё не в курсе.
— А к луковому супу, утке с брусничным вареньем и аутентичным круассанам?
— Положительно, — Тим не удержал полуулыбку. — Сделаешь из меня знатока едален.
— Будет моим алаверды за философию. Так сказать, бартером пищи телесной на духовную.
— Win-win.
— Абсолютный.