Бабочка на асфальте

Я стал одним из завсегдатаев бесед отца Александра. Читая на разных языках, он рассказывал нам о верованиях древних народов, о новых открытиях в биологии, о психологии, литературе. Это был первый в моей жизни широко образованный человек, к тому же вдохновенный и удивительно обаятельный. Когда говорил, каждому казалось, что обращается он к нему и решает именно его проблемы. Собственно, у присутствующих выбор был невелик — или прибиться к рядам КПСС и стать активным участником строительства коммунизма, или приобщиться к религии, во многом определяющей становление души. Я искал истину, церковные таинства вроде евхаристии и непорочного зачатия меня не интересовали, да батюшка и не говорил о них.

Большинство прихожан Александра Меня, и в самом деле, оказались евреями.

Добропорядочные девочки студентки с вьющимися волосами и явно выраженными семитскими носами. Субтильный молодой человек с большими глазами и рыжей бородкой — до смешного похож на Иисуса Христа, каким его изображают на иконах.

Интеллигентные женщины средних лет с еврейской тоской в глазах. Узнаю еврея каким то особым чутьём, у русского человека я вижу в глазах прозрачную четкость, некую прямизну. У еврея прямая линия дробится, и создаётся ощущение некой дымки, грусти в глазах. Нет, не могу я найти точных слов всего лишь для интуитивного представления. Может быть, дробление прямизны в глазах иудея объясняется многозначностью въевшихся в кровь талмудических толкований, где вопросов больше, чем ответов. Кто знает, не отразилась ли в глазах многовековая страсть познания.

Библейский облик батюшки вызывал чувство родственности, а доверие к человеку, прочитавшему столько книг, не позволяло усомниться в его словах. Андрей поведал мне историю обращения Александра Меня. Отца его в тридцать восьмом году арестовали, матери с двумя маленькими мальчиками помог выжить священник катакомбной — неортодоксальной церкви; для которой Московская патриархия не была указом. Он же, этот священник, окрестил молодую женщину с детьми. Мать, наверное, пошла на это не только из благодарности спасителю, но и по причине незнания своей религии. Интересно, что отец Александр говорил о христианстве как о распространившемся по миру иудаизме, чем, конечно, приглушал сомнения своих жаждущих истины соплеменников.

«Приглушал сомнения», — повторил Давид Иосифович свою последнюю мысль.

Он устал думать, вспоминать — заново переживать свою скудную на радости молодость. Закрыл глаза и уснул — как камень провалился в небытие. Так же внезапно проснулся и испугался — не случилось ли чего пока спал. Где сейчас его мальчик? Не в силах преодолеть страх, старик набирает номер пелефона внука.

Волнуется, пальцы дрожат, не попадают в нужные цифры. Набирает снова. Пелефон отключён.

Может быть опять перестрелка. Боже мой, одна маленькая пулька, осколок могут убить жизнь. Снова и снова набирает номер пелефона. Наконец редкие гудки, ответил женский голос. Оказалось, не туда попал. «Пусть все беды падут на меня, — заклинает старик судьбу, — только бы ничего плохого не случилось с детьми» Раз за разом набирает номер внука, иногда удаётся заставить себя ждать пять минут, а если хватает сил, так и целых десять. Включает радио и тут же слышит голос диктора, передававшего последние известия: «…Теракт…, на блок-посту погибли солдаты…». Старик цепенеет, его слух выхватывает отдельные слова: «Шесть солдат из восьми — расстреляны на месте, …пострадали машины…, поспешил на помощь, убит, тяжело ранен…». Давид хватает ртом воздух…, чьи-то ладони обхватили и держат его сердце, а то бы упало. Илюша вчера дежурил на этом посту. А сейчас? Где он сейчас?! Время остановилось — жизнь замерла. Когда уже был в отлёте, зазвонил телефон.

— Ты где? — Хватает трубку старик.

— Почему у тебя такой голос? — пугается внук.

— Всё в порядке… Мне хорошо.

— Ты слышал… Я знаю, всё знаю…, - плачет Илюша. — Там…

— Где Элиэзер?!

— Его там не было. У меня одна секунда. Позвоню.

Старик расслабляется, оседает, размягчается, окостеневшая панцирем спина.

«Вытянуться бы сейчас на постели», но нет сил подняться с кресла. На месте боли в груди отверстие — дыра. Минуту назад держал страх, а сейчас силы покинули его.

Тело всего лишь оболочка, пустой мешок. Вот так же умерла Сарра, когда увидела Ицхака живым после жертвоприношения. «Надо превозмочь бессилие, надо жить», — твердит себе Давид. …Представилась дорога, с одной стороны — зелёная долина, с другой — живописные, поросшие лесами высокие холмы. Шоссе между городом Офрой и Ариэлем. На месте, где случился теракт, сто лет назад располагался пост британской полиции. Не оттуда ли филистимляне делали набеги на Израиль.