Бабочки и порочная ложь (ЛП)

— Опять же, я завидую тебе. Моя семья огромна. У обоих моих родителей по пять братьев и сестер, и давай даже не будем говорить о том, сколько у них двоюродных братьев и сестер, — красивое лицо Ченса искажается в притворной гримасе. — Они все приезжают на каникулы, и я пытаюсь подготовиться. Половина из них итальянцы, а другая половина — ирландцы, так что ты знаешь, они чертовски громкие.

Я не могу удержаться от того, чтобы оглянуться вокруг и посмотреть, наблюдает ли кто-нибудь, как он разговаривает со мной. Кто-то подговорил его на это? Это проверка Рафферти, чтобы проверить, буду ли я следовать его глупым приказам? Если ни то, ни другое, почему Ченс разговаривает со мной, в то время как все остальные все еще боятся гнева Рафферти?

Я задаю ему этот вопрос в упор.

— Прости, но почему ты со мной разговариваешь?

Смущенный и, возможно, немного обиженный, я бы спросила его о чем-то таком, лицо Ченса вытягивается.

— Эмм… ты не хочешь, чтобы я с тобой поговорил?

— Нет нет! Это не так. Я просто имею в виду, что люди здесь либо избегают зрительного контакта со мной, либо воротят на меня носы, — есть рыжая, с которой я учусь в одном классе, и она смотрит на меня так, будто представляет, как бы я выглядела, если бы была в огне. Я не уверена, чем я ее разозлила.

Потирая затылок, как будто внезапно забеспокоившись, Ченс переминается с ноги на ногу.

— Признаюсь, поначалу мне было любопытно поведение Рафферти по отношению к тебе. Я имею в виду, что все говорили о том, что он сказал, — он говорит об инциденте с Брайсом или произошло что-то еще, что я пропустила? — Но потом я начал с тобой разговаривать и, наконец, смог хорошенько тебя рассмотреть, и, черт возьми, если бы я был Рафферти, я бы тоже был территориальным куском дерьма, если бы ты была моей.

Вы могли бы дать мне час, чтобы описать эмоции, которые я испытываю, услышав это, но я все равно не смогу описать их вслух. Это хаотичная смесь раздражения и веселья. Меня раздражает, что он заставил людей поверить, что он владеет мной, хотя иногда он изо всех сил старается доказать мне обратное. А еще у меня в животе трясется возбужденное трепетание, а в сердце тупая тоска при мысли о том, что я буду его. Оба из них значат для меня только неприятности, и мне нужно похоронить их, как я всегда делала. Рафферти никогда не делал ничего, чтобы доказать, что он способен испытывать те эмоции, которые по умолчанию ставят меня в положение, когда мне может быть больно.

Пытаясь стряхнуть с себя все, что чувствую сейчас, я прочищаю горло.

— Неужели так думают люди? Что я принадлежу Рафферти?

Темно-русые брови Ченса поднимаются.

— А ты не его?

— Нет, я не его, — почему такие слова причиняют боль?

Как будто я только что рассказала ему лучшее, что он слышал за весь год, на его лице расцветает широкая улыбка.

— Значит ли это, что у тебя нет свидания для танцев?

Глаза цвета мха смотрят на меня с неподдельным интересом. Это внимание, которого я хочу, но его не оказывает тот человек, от которого я жажду его больше всего. Мне бы хотелось, чтобы, когда Ченс посмотрел на меня вот так, моя кожа потеплела, а в желудке возникло то странное ощущение, как бывает, когда Рафферти рядом. Если бы он мог заставить меня чувствовать то же самое, это дало бы мне надежду, что однажды я смогу перестать тосковать по тому, что Рафферти не собирается мне давать.

— Я еще не решила, но не думаю, что пойду, — тот факт, что спортзал превратился в зимнюю страну чудес, не означает, что другие ученики внезапно встретят меня с распростертыми объятиями.

— Это очень плохо. Мне сказали, что из меня получится отличная партнер по танцам, — звонок звучит через акустическую систему школы. Повернув голову, он наблюдает, как толпа студентов направляется к дверям. С последней легкой улыбкой Ченс начинает пятиться от меня. — Просто дай мне знать, если передумаешь.

— Я сделаю это, — обещаю я, не совсем уверенная, имею ли я это в виду или нет.

— Увидимся позже в классе.

Быстро взмахнув рукой и кокетливо подмигнув, он отворачивается.

Глава 13

Рафферти

— Уильямсон говорит, что не может позволить себе вступительный взнос на игру на следующих выходных, и интересуется, не рассмотришь ли ты возможность позволить ему оплатить ее одним из твоих более… альтернативных… вариантов оплаты, — голос Кейсона доносится из телефона, который я держу в руке, пока я затягиваюсь сигаретой.

— Скажи мэру Уильямсону, что если он не может позволить себе пройти через мои двери, то ему ни в коем случае не следует садиться за один из моих покерных столов, — единственный раз, когда я принимаю какие-либо альтернативные формы оплаты, — это когда они не могут возместить мне «услугу», которую я им оказал, или они проигрывают. Они приходят на эти покерные вечера, пропахшие необузданной мужественностью и эго, но когда они неизбежно проигрывают, они приползают ко мне за чертовой ссудой или планом выплат. Это неловко.