Бабочки улетают в рай

Эдвард узнал бы Иалу, даже если бы друг не снабдил его подробными описаниями, во что юноша будет одет и какой у него чемодан.

— Ба, Иалу, ты вылитый твой отец в юности. Как будто время повернулось назад!

Друг отца оказался весёлым и вместе с тем очень благопристойным человеком. Иных друзей у его отца, ректора одного из лучших высших учебных заведений Александрии, быть и не могло.

Но Иалу твёрдо решил учиться в Америке. Так подсказывал внутренний голос, которому он привык во всём доверять.

Искусство нейрохирурга, дерзнувшего погрузиться в бесконечный мир атомов, сродни искусству самого Господа. Кто еще может воссоздать по молекулам, реанимировать узор на крыльях бабочки?

С бабочки и зародилась эта мысль. Чья неосторожная нога наступила на крыло, Иалу не знал, но так же отчетливо помнил себя шестилетним, как в тот вечер, когда безудержно рыдал от невозможности спасти красоту. Это была очень красивая редкая бабочка.

И пусть ту бабочку уже не спасти, он, Иалу, будет спасать живые души. Он познает все тонкости профессии хирурга, он будет учиться, как одержимый, и вернётся на родину не иначе, как знаменитым хирургом.

Друзья Иалу по университету удивлялись, неужели ему не хочется иногда отдохнуть от зубрёжки и практики и изведать прочие радости молодости, приправленные в Америке духом свободы, или, как сказал бы крёстный Пётр, душком вседозволенности.

Первое время Иалу казалось очень странным, даже диким отчасти, что в Америке любая девушка может запросто подойти к мужчине и сказать «Привет». Простой, но эффектный способ привлечь к себе внимание, особенно вкупе с фирменной американской улыбкой, как у красавицы Джулии.

Иалу, однако, так растерялся, что не мог произнести ответное короткое «Привет»

— Ты что немой? — с досадой рассмеялась Джулия, тряхнула светло-рыжими кудряшками, вызывая ассоциации с рассветной пустыней.

— Правильно сделал! — одобрил новый приятель Джим. — Я и сам, если честно, опасаюсь оставаться с ней наедине. Все знают, что она нимфоманка, и двери приличных домов давно закрыты для неё, но она, наверное, просачивается в замочные скважины и нападает на парней. Но не расстраивайся. На курсе полно и нормальных девчонок.

Собственно говоря, Иалу и не думал расстраиваться.

— Здесь, в Америке, полно классных девчонок. Кстати, ты будешь завтра на вечеринке по случаю Дня Рождения Джины?

— Вряд ли. Да и меня не приглашали…

— Брось, дружище! Джина никого и не приглашала персонально, она сказала: «Жду завтра всех на День рождения», и это относилось ко всей нашей группе. Или тебе нужно персональное приглашение. Думаю, Джина даже обидится, если ты не придёшь.

В чём дело — Джим намекнул Джине, что Иалу хоть и производит впечатление стопроцентно уверенного в себе человека, но в глубине души скромный парень, или девушка проявила инициативу сама, но она пригласила-таки его отдельно:

— Буду рада, если ты придёшь.

И улыбнулась при этом так ослепительно, что обезоруженному Иалу не оставалось ничего, кроме, как пообещать:

— Конечно, приду.

… Джина была особенно восхитительна в этот вечер — голубоглазая с копкой соломенных волос, собранных в небрежный хвост. Джинсы обтягивали бесконечные ноги, которые ещё больше удлиняли серебристые туфли на высоченном каблуке в тон топу.

Гостей всё прибывало, и оставалось только удивляться, сколько человек, оказывается, может вместить среднестатистическая двухкомнатная квартира.

В одной комнате на столе в углу стоял огромный торт, на котором ждали, когда их зажгут, двадцать свечей. Кремовую красоту окружали бокалы, предвкушая, что вот-вот их наполнят шипучим весельем.

Однако шампанским дело не ограничилось, хотя позже Джим и уверял, что ничего не знал о пристрастии Джины. После того, как свечи на торте были успешно задуты, а сам он не менее благополучно съеден, и пошли в ход другие приправы к веселью.

Один лишь Иалу не притронулся даже к шампанскому, чем и навлёк на себя гнев виновницы праздника.

— Слушай, Джим, твой друг не пьёт шампанское, не нюхает кокаин. Зачем он вообще пришёл на праздник? — нарочито громко обратилась Джина к Джиму, но никто кроме него её не расслышал.

Тела извивались и едва не совокуплялись на импровизированном танц-поле, один только Иалу, действительно, стоял в стороне у окна.

— Ну и пусть стоит, — с вызовом тряхнула кудряшками Джина. — Пусть стоит здесь один, а мы будем танцевать на подоконнике.

Громко смеясь, Джина распахнула окно и прямо на каблуках взобралась на него, демонстрируя Иалу стройные изгибы своего тела.

— Эй! Вы внизу! Вы все подонки! Тьфу на вас! — крикнула она прохожим и машинам с высоты восемнадцатого этажа.

Джиму показалось это очень смешно, и он тоже взобрался на подоконник и тоже крикнул «Тьфу на вас!».

Издав воинственный клич, Джина наклонилась вниз и смачно плюнула.

Смех сменился пронзительным криком. Девушка поскользнулась, и только чудом не сорвалась вниз, успев ухватиться за Джима, а Иалу резко дёрнул за руку друга, и все трое покатились обратно в комнату под одобрительный хохот празднующих.