Бабушка

— Боже ты мой, — сказала она, когда камердинер вышел. — Какие чудные костюмы и лица!…Вон та дама наряжена ровнешенько, как покойница Галашкова, — дай ей Бог царствие небесное. Та тоже носила высоченные каблуки и вздутые юбки, талию в рюмку перетягивала, а на голову надевала шапку из чужих кудрей. Ее муж был судьей в Добрушке, и когда мы ходили туда на богомолье, то не раз видали ее в костеле. Наши парни прозвали ее «маковой головкой», в этих юбках да еще с напудренными волосами она точь-в-точь была похожа на спелую головку мака. У нас говорили, что это французская мода…

— Эта дама моя бабушка, — объяснила княгиня.

— Вот оно что…Ничего не скажешь, красивая женщина, — заметила старушка.

— Направо — мой дед, налево — отец, — продолжала княгиня, указывая на портреты.

— Молодцы хоть куда; ваша милость вся в батюшку. А где же ваша матушка?

— Вот моя мать и сестра, — сказала княгиня, показав на портреты, висевшие над письменным столом.

— Ну и красавицы, любо-дорого смотреть!… А сестрица ваша ни на батюшку, ни на матушку не похожа. Иной раз случается, что дети удадутся в кого-нибудь из далекого колена… А вот этот молодой господин мне знаком, только никак не могу припомнить, где я его видала.

— Это русский царь Александр, — живо ответила княгиня, — ты его, конечно, не знаешь.

— Как бы не так — всего в двадцати шагах от него стояла. То-то был красавчик, тут он помоложе, а все равно признать можно. Что он, что император Иосиф, оба куда как хороши!

Княгиня указала на противоположную стену, где висел поясной портрет в натуральную величину.

— Император Иосиф!… — вскрикнула бабушка, всплеснув руками. — Как живой!… Видно, они у вас тут все собрались. Вот уж не думала, не гадала еще раз увидеть императора Иосифа…Дай Бог ему царство небесное!…Обходителен был с простыми людьми… Вот этот талер он сам мне подарил, — добавила бабушка, вытащив из-за пазухи талер.

Княгине очень понравились чистосердечие и меткие выражения старушки, и она пожелала узнать историю талера. Бабушка не заставила себя упрашивать и рассказала княгине то, что мы уже слышали на мельнице. Княгиня от души смеялась.

Окинув взглядом комнату, бабушка заметила еще один портрет.

— А вот и прусский король Фридрих![61] — воскликнула она. — Этого я хорошо знала. Мой покойный Иржи служил в прусских войсках, и мне пришлось пятнадцать лет прожить в Силезии. Король не один раз вызывал Иржика из строя и награждал его. Любил он рослых солдат, а мой Иржи в полку был выше всех, да к тому же строен, как девушка. Не думала, что переживу его: крепок был, что скала, да только он давно в могиле, а я все еще скриплю… — Бабушка вздохнула, и слеза покатилась по ее морщинистой щеке.

— Твоего мужа убили на войне? — спросила княгиня.

— Нет, но он умер от ран. Когда прусский король и русский царь усмиряли мятеж в Польше[62], наш полк там тоже был. Я поехала за полком с детьми; двое их у меня было, а третий родился в походе. Это была Иоганка, та, что теперь живет в Вене; верно, оттого она такая боевая, что с рожденья привыкла ко всем тяготам солдатской жизни… Несчастливая была эта война.