Я заплакала, а дети, как услыхали слова бабушки, дернув меня за передник, спросили: «Мама, ведь это и есть бабушка с дедушкой?» Как это они проговорили, мать сразу меня узнала и бросилась на шею, батюшка взял детей на руки. И рассказали мы друг другу, как и что. Бетка мигом сбегала за братом, сестрой, невесткой и зятем; немного погодя собралась вся деревня. Не только мои родственники и подружки — все, все приветствовали меня, как родную». «Хорошо сделала, что вернулась домой, — сказал отец. — Конечно, Бог везде один, но ведь отчизна мила всякому, и нам мила наша, иначе и быть не должно. Пока Господь посылает нам хлеб, ни ты, ни твои дети не будете нуждаться, даже если ты не сможешь работать. Посетило тебя тяжкое горе, но чему быть, тому не миновать. Помни, кого Бог возлюбит, тому и крест посылает».
Вот так и приняла меня моя семья. Брат хотел уступить мне светелку, но я предпочла остаться с родителями в избушке, где жил мой Иржи. Дети скоро привыкли к новому месту, а дедушка с бабушкой в них души не чаяли. Потом послала я детей в школу. Когда я была молода, девочек писать не учили, разве что читать, да и то больше городских барышень. Грешно и жалко, когда человек зарывает свои таланты; да что поделаешь, коли нет возможности… Мой покойный Иржи много видал на своем веку, умел и читать и писать. Как говорится, на все руки мастер, а это неплохо, грамота никому бы не помешала!
Я снова начала ткать шерстяные одеяла и зарабатывала хорошие деньги. Тяжело было жить в те времена: войны, болезни, голод — все мы испытали. Корец жита стоил сто гульденов ассигнациями. Легко сказать только! Но Бог миловал, все пережили. А как туго приходилось! Люди и с деньгами ничего купить не могли. Наш отец был человек, каких мало: сызмальства привык помогать всем, чем только мог. К нему шел каждый, если становилось невмоготу. Придет, бывало, сосед победнее и просит: «Уступите корец жита, у нас не осталось ни зернышка». — «Пока у меня хватает, с радостью поделюсь, — ответит отец, — а не будет, другой даст». И мать тотчас отсыпала в мешок зерна. Денег отец не брал. «Ведь мы соседи, — говаривал он, — Если мы не поможем друг другу, кто же нам поможет? А, Бог даст, уродится пшеница, отдадите зерном, вот и будем квиты». Так у нас и велось…Зато батюшка только и слышал: «Да наградит тебя Бог!» А матушка, если хоть один день проходил без того, чтобы не постучался к нам какой-нибудь нищий, готова была сама караулить его на дороге, так отрадно ей было помогать людям. Отчего бы и не помочь: ели мы досыта, были обуты, одеты: коли есть чем, можно и поделиться. Не велика заслуга — исполняешь лишь долг христианский: вот отнять у себя кусок да отдать другому — это истинно доброе дело…Однако, чтобы дать другим поесть, мы дошли и до того, что сами ели один раз в день. Но все осталось позади. Опять засияло солнышко. В стране наступило спокойствие, жить становилось все легче и легче.
Когда сын окончил школу, захотел он учиться ткацкому ремеслу. Я ему помехой не была. Ремесло за плечами не виснет. Выучившись, ушел он в чужие края на заработки. Иржи всегда говорил: «Если мастер на печи сидит — он выеденного яйца не стоит». Спустя два-три года сын вернулся и поселился в Добрушке. Живется ему неплохо. Девочек я приучила ко всякой домашней работе, чтоб и они могли хорошо пристроиться. Как-то приехала к нам из Вены моя двоюродная сестра. Терезка ей понравилась, и стала она просить, чтоб я отпустила с ней дочку в город, она, мол, возьмет ее на свое попечение. Как ни тяжело было расставаться, но я подумала, если и самой Терезе охота в Вену, то неразумно этому препятствовать. Девушка может счастья из-за меня лишиться. Доротка — хорошая женщина, дело у них доходное, а своих детей нет… Заботилась она о Терезке, как мать родная. Когда Терезка выходила замуж, собрала ей приданое, все честь честью. Мне только было неприятно, что дочка выбрала немца: правда, теперь я и не вспоминаю об этом. Ян — человек добрый и честный. А начнем разговаривать — понимаем друг друга. Ну, а внучата, это уж моя кровинка… На место Терезки поехала в Вену Иоганка. Ей там нравится, живет, говорит, хорошо. Нынче молодежь другая пошла: меня вот никогда не тянуло из дому, особливо на чужбину…
Через несколько лет умерли отец и мать, — всего на шесть недель пережил один другого. Тихо отходили они, угасая, точно свечи. Не пожелал Господь, чтобы они долго тосковали в одиночестве. Прожили они вместе шестьдесят лет и оставили по себе добрую память. Пусть будет им земля пухом!
— И не скучала ты о детях, когда они все трое ушли из дому? — спросила княгиня.