Бетка побежала тотчас за братом и за сестрой, за зятем и невесткой. Через минуту вся семья собралась, и не только родные и сверстницы, но каждый здоровался со мной как с родною сестрой. «Хорошо сделала, что пришла домой со своими детьми, — говорил отец; — вот уже истинная правда, что везде земля Божья, но каждому милее все-таки родина, да так и должно быть. Пока дает нам Господь хлеба, не будете ни ты, ни твои дети, ни в чем нуждаться, хотя бы ты и не могла работать. Несчастие, постигшее тебя, тяжело, но положись и тут на Бога. Помни: кого Бог милует, на того и крест возлагает». Итак я опять очутилась в своей семье. Брат уступал мне комнатку в доме, но я охотнее осталась с родителями в хижинке, где некогда жил мои Иржик. Дети скоро привыкли и доставляли большое утешение моим родителям. Я прилежно посылала детей в школу. В мое время девушки не умели писать, достаточно было того, что они немножко читали, и то только городские девушки. Но грешно человеку зарывать таланты в землю, не пользоваться ими. Другое дело, если нет случая воспользоваться своим талантом. Мой покойник был человек знающий, умел и писать: словом, годился и в телегу и в карету. А это хорошо, дай Бог всякому быть таким! Я ткала одеяла, как и прежде, и зарабатывала этим деньгу. В ту пору было тяжелое время: войны, болезни, голод. Корец[69] ржи стоил сто гульденов на банковые билеты. Ведь это не шутка! Но нас Господь миловал, мы еще кое-как перебивались. Так была худо тогда, что люди ходили с деньгами в руках, да купить-то было нечего. Наш отец вот был человек, какого поискать — помогал каждому, где и как мог; к нему и шел всякий, когда уже не знал, как быть. Если же приходили просить беднейшие соседи: «Одолжите нам корец ржи, у нас хлеба нет ни зерна»; он всегда отвечал: «Пока есть, охотно дам, а у меня не будет, так другие дадут». И матушка должна была тотчас наполнить мешок рожью. Денег он никогда не брал, вот как! «Ведь мы соседи, — говорил он, — если мы не станем помогать друг другу, так кто же нам поможет? Когда Господь вам уродит, тогда заплатите мне зерном и будем квиты». Так-то было! За это слышал отец тысячи раз: «Да наградит тебя Господь!» Если б один день только не побывал нищий, то мать пошла бы сторожить его на перекрестке: подаяние сделалось ее потребностью. Почему же нам было и не помогать людям? Были мы всегда сыты и одеты, почему же не уделить от избытка? Это еще не великая заслуга, а только долг христианский; но вот если от своего рта отнимают и отдают, то это уже истинно доброе дело. Однако же и мы дошли до того, что ели только один раз в день, чтобы было и другим людям что поесть. Но мы и эту невзгоду пережили, и опять взошло солнышко: все успокоилось и обстоятельства становились лучше и лучше. Когда Кашпар кончил школьное ученье, ему захотелось учиться ткацкому ремеслу, и я ему не препятствовала. Ремесло — великое дело. Выучившись, он должен был взглянуть на свет. Иржик всегда говорил, что ремесленник вечно сидящий за печкой, не стоит и гроша. Через несколько лет сын мой воротился, поселился в Добрушке, и дела его идут отлично. Девочек я приучала ко всем домашним работам, чтоб они могли потом занять порядочные места. В это время приехала из Вены к нам в деревню моя племянница. Терезка полюбилась ей, и она пожелала взять ее на свое попечение. Это мне было довольно тяжело, но мне казалось, что я нехорошо бы сделала, если бы воспрепятствовала счастию дочери: ей очень хотелось посмотреть на свет. Доротка хорошая женщина, имеет порядочное состояние в Вене, а детей у нее нет. Она заботилась о Терезке как родная мать и дала ей хорошее приданое, когда та выходила замуж. Мне немножко не нравилось то, что дочка выбрала немца; но теперь я уже помирилась с этим, потому что Ян действительно хороший и честный человек; уж мы нынче хорошо понимаем друг друга. Ну, а внучатки у меня вполне мои! — На место Терезки, в Вену отправилась Иоганка. Нравится ей там, и пока еще все идет хорошо. Молодые люди иного мнения, а мне так отродясь не хотелось никуда из дому, в особенности к совершенно чужим людям. Через несколько лет умерли мои родители, через шесть недель один после другого. Тихо отходили они от мира сего, гасли как свечки. Господь не хотел их мучить и не допустил тосковать одного по другому. Они прожили вместе шестьдесят лет. Мягко себе постлали, мягко будет спать. Дай Бог им царство небесное!
— И тебе не было скучно без детей, когда они все трое уехали? — спросила княгиня.