Читаем Бабушка сказала сидеть тихо полностью

Анна отнесла на ферму матрас, чтобы ребенок вынырнул на него. Потом задумалась: не все ли равно, куда из нее выпадет ребенок, если она уверена, что он родится мертвым? Но матрас все же оставила. Не тащить же его теперь обратно. Приготовила два ведра воды, чтобы смыть с себя кровь, тряпки и полотенца – для этой же цели, ножницы, чтобы перерезать пуповину. Хотела устроить себе ванну, пишут, что в воду рожать легче, вода расслабляет при схватках, но не придумала, как на старую ферму эту самую ванну притаранить. Что ж, обойдется и без ванны, и без расслабления справится. Последние приготовления: бутылка питьевой воды да пара яблок. Пишут, что после родов часто страсть как есть хочется. И плед. Потому как остальным, тем, которым есть не хотелось, нужно было сразу после родов спать от изнеможения. Схватки Анна распознала сразу. Поначалу терпимые. Прямо за завтраком начались. Выронила от неожиданности чашку, выдержала гневный отцовский взгляд, помогла матери вытереть со стола. С пола уже не смогла.

Выбежала во двор, прокричав: «Живот скрутило». Сама направилась к ферме. По дороге пару раз еще крутануло. И воды отошли. Хорошо, что не дома, иначе было бы не объясниться. Оросила водами своими колхозное поле. Да нарастет пшеница! Недолго ей осталось маяться. Скоро, скоро уж избавится она от своего бремени, станет свободной и легкой, вновь будет гулять и танцевать. Немного осталось. Боли от схваток были терпимыми, а между ними так и вовсе ничего. Врут это все про роды, что больно и сложно. Врут-выдумывают. Через три часа боль стала невыносимой, схватки частыми. Анна ходила по старой ферме взад-вперед, не находя себе места, и выла-выла-выла от боли. Вылила на себя ведро воды, пытаясь остудить эту боль – без толку. Хватала ножницы, в болезненном безумстве мечтая вырезать младенца из своего нутра. Но передумывала. Все эти женщины, что рожали дома, писали, что это чистая эйфория, спокойствие, наслаждение процессом, ни с чем не сравнимые ощущения.

У, змеи! Наврали! Чтобы Анна сейчас мучилась, наврали! Они писали: «Лягте, расслабьтесь, почувствуйте, как ваш ребенок идет в этот мир по вашим путям, станьте с ним одним целым». Анна же чувствовала лишь то, как косточки ее дробились на множество осколков, а осколки эти врезались в Аннин низ и рвали ее на части. Мозг требовал: «Тужься!» Анна орала: «Не буду!» Спустя несколько часов мучений на окровавленный матрас вывалился сморщенный младенец и своим криком оповестил, нет, не мир о своем появлении (фу, банальность какая!), а Анну о том, что надежды ее на мертворождение рухнули: «Уа-а-а!» Несколько часов провела Анна в каком-то коматозе, не зная, отрезала пуповину или нет, а может, просто разгрызла зубами. Завязала ли? Красивый ли будет пупок у ребенка?

Господи, какой пупок! У какого ребенка! Об этом ли нужно думать? Родила ли послед? Нужно обязательно его из себя вытужить, чтобы не умереть потом.

Умереть. Какая теперь разница! Очнувшись на матрасе, окровавленная и изнеможенная Анна не услышала ни звука. Ни тебе детского плача, ни сопения, ни этих упоительных для большинства матерей чавкающих звуков. Умер-таки?

Тихонько подползла Анна к грязному голому тельцу, ткнула в младенца пальцем – дышит. Крепко спит. Живучий какой. С удивлением отметила, что у нее мальчик.

Анна кинула на него тряпицу, сама же поползла к ведру – умыться. Отмыть с себя грязь, кровь, боль, стыд. Не получилось. Отлежав так сутки, из которых несколько часов пришлось слушать рыдания сына (стойте же! Какого к черту сына? Остановитесь!), Анна наконец поднялась, накинула на себя простыню, подхватила ребенка и побрела в сторону деревни. Ох, позор-то какой. И не скрыть. На полпути к деревне, когда младенец вновь раскричался режуще, передумала, развернулась и отправилась к свалке. Эта разросшаяся за деревней помойная яма в километр длиной и чуть меньше в ширину давно не давала местным покоя: вонь адская. Мусорные баки по деревне не ставили, так что приходилось всякий раз копить грязь в мешках, а потом относить к яме, закрывая нос платком, чтобы хоть немного можно было дышать. Не чувствуя смрада, Анна приплелась прямо к краю свалки, упала перед ямой на колени, словно умоляя принять жертву в свое чрево, а потом бросила туда младенца.


«Позвольте! – скажете вы. – А как же материнские чувства? Нельзя же так свое дитя, пусть и не законное, да и в мусор!» О, вы бесконечно правы: в мусор нельзя, но вот относительно материнских чувств можно и поспорить.

Дело в том, что не каждая женщина испытывает это всепоглощающее чувство любви к своему новорожденному. Для кого-то все эти истории про любовь к ребенку, пока тот еще барахтается где-то там, во чреве, не более чем сказки. Прикладывание к груди, заботы о чистом тельце, о подстриженных ногтях, о зацелованных щечках – это все для тех, кто ждет, кто жаждет своего ребенка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза