Бабушка сказала сидеть тихо

Словом, зрелище не из тех, что хочется лицезреть ежедневно, да и не по разу, но Марье приходилось. Если от звуков деться некуда, то не смотреть на Генку, да так, чтобы тот не обиделся, Марья за долгие годы совместной жизни научилась. То хлеб примется разглядывать, то молоко, то гречки насыпет на стол и ну ее перебирать, словно нет больше времени, кроме как за обедом. Но сейчас Марья посмотрела на Генку пристально, в упор. Генка с непривычки аж неуютно себя почувствовал.

– Ты что это? – жену спросил. А сам и ложку в рот не кладет – во как странен был Марьин взгляд.

– Что-то не нравится мне в последнее время Зоя.

Генка выдохнул облегченно:

– А, ты все о старом. Марья давно уже за Зоей следит, давно уже на Генку наседает, что помощь той нужна, а какая именно помощь, сказать не может. Да они из-за этой Зои уже сто раз переругались и, кажется, еще столько раз повздорят.

– О старом, о старом, – затараторила Мария. – У нее вон ставни уже который день закрыты. Разве бывало такое когда?

Генка почесал толстую шею.

– Ну закрыты и закрыты. Хочется, так пускай. Может, ей в темноте посидеть хочется.

Генка – мужик простой, как и все деревенские мужики. У него забот: скотину содержать, жену содержать, в праздник стопку самогонки дернуть. Все. А вот эти бабские дела его совершенно не волнуют. Бабам, особенно деревенским, свойственно придумывать то, чего нет. Ну вот скучно им, видать, живется без придумок этих своих. Ругать их за это не стоит, но и потакать не следует. Не хватало еще стать сообщником по бабьим сплеткам! Это ж всю мужицкую честь уронить и ни в жизть не поднять.

– Хочется? Разве это нормально? Нормально такие хотелки, ты мне скажи? – вспылила Марья.

Генка уткнулся в тарелку с пельменями – эх, остывают.

– Ты ж сама говорила, что Ильинична заболела…

– Да она уже не первый раз болеет! Что ж она не человек, что ли, не болеть никогда?

– Ну. И я о том же. – А вот ставни закрыты у нее днем впервой! – нажимала Марья.

– Бывает, – не сдавался Генка. Совсем остыли пельмени.

– А я тебе говорю, что там нечисто дело. Боюсь, как бы наша Ильинична не сошла с ума. С ней давно что-то неладное творится. Странненькая вся из себя стала.

Генка в сердцах кинул ложку на стол. Обед сегодня сорван.

– Странненькая? Да она ж всегда такой была! Живет одна, забот никаких, ни об ком. Конечно, под старость лет начнешь всякое вон выкидывать. Ты-то че переживаешь?

Марья потупилась.

– Дак она мне подруга вроде как.

Генка усмехнулся:

– Подруга? Тоже мне. Именно что – «вроде как». Ты к ней в гости сколько раз набивалась? А ее к нам сколько раз звала? А? То-то же.