Бабушка сказала сидеть тихо

– Я бы предпочла, чтобы вы все это выдумали, – пробормотала она, поглядывая то на цепь, то на Генку. Повернулась к участковому: – Вот тут, на полу, посмотрите, пожалуйста. Кажется, тоже от крови пятна. – Пальчиком пухлым в пол тычет, а у самой рука едва заметно, но все же трясется.

Иван Федорович, все еще сомневающийся, шагнул к Ларисе Анатольевне. Признаться, служба у него в целом была спокойной, потому он не так и часто видел пятна крови, особенно засохшей. Ну, разве только когда один буйный другому нос разобьет, но там так, бызги, капли, и те большей частью на порванной рубашке потерпевшего. А так на его участке ни убийств, ни крупных драк и уж точно никаких луж крови. Участковый многозначительно помолчал, уставясь на пятна (просто что-то темное на полу, не поймешь – кровь ли, разлитый компот ли), типа, оценивает, а потом кивнул:

– Думаю, что кровь. – Он и впрямь так думал. Ну какой компот в такой-то обстановке?

Тут еще и Марья, словно зная, где искать, выудила потрепанную тетрадочку, открыла ее и прочла вслух:

– «Купринька шумит. Марья приходила, чуть не выдался ей. Сказала ей, что крысы в подполе завелися. Кажись, поверила. Марья чай пила, а я все слушала, не будет ли еще шуршать». Ох, это ж про меня. Я, кажется, даже помню тот день. Я еще тогда подумала: «Ничего себе, какие крысы, должно быть, огромные». Очень уж громкий тот шум был.

Анфиска выдернула из рук Марьи тетрадку, быстренько перелистала страницы:

– Да она тут чуть ли не впрямую пишет, что у нее мальчик появился. Смотрите, еще вот такое есть: «Второго марта у меня появился он». А тут вот говорит, что назвала нового жителя Купринькой.

Генка хмыкнул:

– Ну и выдумала имечко.

Анфиска пояснила:

– Говорит, что это в честь писателя Куприна.

Генка пожал плечами:

– Еще не легче.

Лариса Анатольевна осторожно взяла у Анфиски тетрадку со словами:

– И все же это ничего не доказывает. Так и про кота можно писать, например. – Потом она пробегает быстренько по записям бабы Зои, задерживается на одной, охает: – Эта, похоже, свежая. По дате прям недавняя. Прочтите вслух, Геннадий.

Генка читает, глядя в тетрадку из-за плеча женщины из опеки. В руки не берет, словно боится заразиться от листочков в клеточку:

– Мой мальчик в большой опасности. Будто все о нас догадываются. Если его у меня заберут, я не переживу.

– Мальчик, – мерно произносит Анфиска.

– Вызывайте наряд, – почти приказывает Лариса Анатольевна участковому. Тот достает из кармана телефон. Еще через час дом оцепила полиция. Хотя к чему это оцепление: все, кто хотел сбежать, уже это сделали. Все – это баб Зоя с ребенком.

Полиция устроила в доме еще больший кавардак, перевернув все вверх дном в поисках улик, зацепок, чего угодно, чтобы найти мальчика и бабушку. В первую очередь – мальчика. Зацепок не нашлось. Правда, пара детских штанов да рубашек подтвердила: мальчик был. Закинутая на печь футболка с пятнами крови (на сей раз точно кровь) подтвердила слова Марьи, Анфиски и Генки о том, что с мальчиком, с Купринькой, баб Зоя обращалась жестоко. Но ничего, что помогло бы понять, где искать беглецов. Прочесали всю округу: заброшенные дома, старый колхоз, коровник, тот самый, в котором Купринька появился на свет, кусты на всякий случай, хотя понятно было, что два человека в кустах так долго и незаметно не просидят. Ни следа. Только деревню на уши поставили. Тут же потянулись зеваки, которые, сколько их ни разворачивай, ни прогоняй, настойчиво лезут: «А что тут у вас? А кого ищете? Убили кого, что ли?» Для спокойной деревеньки три полицеские машины враз – это прям событие. Уже поползли слухи, что Зою Ильиничну убили. Кто-то даже знал, что зарубили топором – классическая же смерть для старушки – и теперь вот этот топор ищут, а убийца сидит где-то, и его не найдут, а это значит, еще убийства будут. И никто не предположил даже, что Зоя Ильинична сбежала, что это ее ищут, а не топор, это она прячется. Но не найдешь того, кто не хочет быть найденным. Схоронились крепко. Генка, Анфиска, Марья и Лариса Анатольевна, теперь уже вчетвером, сидели на все той же скамейке (только уже под раскрытыми ставнями), чтобы не путаться под ногами у полиции.

Каждого уже опросили, что знают, что видели, заставили написать заявление о пропаже человека, пока что одного – Зои Ильиничны, потому как поиски безымянного мальчика, существование которого еще не совсем доказано, непонятно как по закону оформлять. Мимо шел егерь Михалыч. Вообще, он через три улицы живет, но привлеченный, как и все деревенские, скоплением полицейских машин, не поленился сделать крюк и заглянуть на огонек от включенных сигналок.

– Тю, а что эт тут за собрание такое? – протянул Михалыч, перекладывая ружье с плеча на плечо. – Я иду, смотрю, стоят. Думаю, дай зайду, посмотрю, че стоят.

Генка поднялся со скамейки, подошел к Михалычу, пожал тому приветственно руку. Михалыч был спокойный мужик. Любопытный, но не как все зеваки, потому прогонять его не стали.

– С Зоей че стряслось? – спросил Михалыч.