Бабушкино море

Жарко… Присев на весы, в рое мошек и мух, толкая друг друга ногами, девочки отрывают от виноградных гроздей большие холодные ягоды. Ягоды словно покрыты испариной.

Далеко за виноградником слышится гул, протяжный, долгий и тонкий звон.

Это лето гудит вокруг. Гудит тишина. Земля, подсолнухи, рельсы, птицы и мошки…

Словно стеклянные, глядят на Лялю из зелёных кустов желтоватые ягоды винограда. На них мельчайшие капельки, будто ягоды запотели от чьего-то дыхания.

Ляля встаёт с весов, осторожно идёт по жёлтой дорожке, садится на корточки у куста и указательным пальцем трогает виноградную кисть.

— Эту, чтой ли, хотишь? — говорит какая-то девушка, наклонившись над Лялей. — Вот эту тебе интересно?

Девушка взмахивает садовыми ножницами. Из куста вываливается тяжёлая кисть.

— Чего глядишь? — говорит девушка. — Видишь, что режу, — значит, держи!

Ляля оглядывается и смотрит на девушку. Тут она замечает, что лицо у девушки почему-то вымазано извёсткой, как будто бы она клоун.

— Ты чего смотришь? — смеётся девушка. И видно из-под извёстки, что лицо у неё краснощёкое, а зубы белей извёстки. — Тебя, что ли, тоже помазать мазилкой, чтоб солнце не напекало?.. Ой, кукла!

Девушка смотрит на Лялю, на её тощие ноги, торчащие из-под короткого платья. Смотрит на Лялины узкие туфельки.

— Ой, кукла! — говорит девушка, кладёт в карман садовые ножницы и берёт Лялю на руки. — Может, хочешь кавунчика или огурчика? — говорит она Ляле на ухо.

— Спасибо, я не хочу, — говорит Ляля.

— Ой, куклу, куклу несу, — говорит девушка, измазанная извёсткой, и громко смеётся, — ой, кукла, глядите!

Девушки со всего виноградника обступают Лялю.

— Ты чья дочка́? — говорят они.

— Я ничья, — говорит Ляля.

— Она Сущёва, Сущёва дочка́! — кричит Света. — Варвары Степановны, бригадирши, внука…

Девушки переглядываются.

— О, сущёвская! — говорит одна.

А Ляля сидит наверху, на руках у девушки, вымазанной в извёстке, и смотрит на виноградник. Сверху ей виден весь виноградник, со всеми его коридорами и коридорчиками. Ей видны кусты молодого сада, примыкающего к винограднику. Ей видны огромные жернова с деревянной ручкой. Какая-то женщина крутит ручку. Вместе с ручкой крутятся жернова. В ведро вытекает сок винограда, а рядом стоит деревянная бочка в обручах.

«Как тут хорошо! — словно прислушиваясь к чему-то, думает Ляля. — Какая бочка большая, как пахнет славно, какие красивые зубчатые листочки!..»

По винограднику ходит бухгалтер. За ним семенит босой старичок и бредёт виноградарь. Он глядит на свой виноградник и отчего-то хитро улыбается.

«Хорошо бы тут, жить, вон как тот мальчик в сторожке! — думает Ляля. — Ходила бы я по коридорчикам, подстригала бы виноград».

Небо красное. Солнце проводит чуть видимую светящуюся полоску далеко, за широко раскинувшимися полями.

Чаще становятся тени. И вдруг зажигается в ярком луче виноградная кисть. Свет бежит сквозь каждую её ягоду.

Ягоды светятся, как малюсенькие фонарики с зажёгшимися изнутри свечами.

Потом они гаснут. Красное небо заливает последней красной краской куст на дорожке.

— Пора! — говорит бухгалтер.

И все возвращаются к дому, где живёт хозяин — Лукич.

— Заночевали бы лучше, чем в темень гонять, — говорит, останавливаясь у дома, Лукич.

— Ну-ну, — отвечает бухгалтер, — какая такая темень! Светлый день на дворе.

Он садится на телегу. Девочки тоже садятся на телегу.

— Да ты ж того, хоть сколько-нибудь погоди! — кричит Лукич. — Чуть было не позабыл, голова садовая!..

Он вбегает в дом и выносит оттуда корзинку, прикрытую сверху большими листьями.

— На вот, бабке своей отдашь, — говорит он Ляле. — Пусть поглядит, какой урожай. Скажешь, гостинец от кума, от Лукича.

— Спасибо, дядя, — отвечает Ляля и осторожно берёт корзинку из больших загорелых рук.

— Эх, ты! — говорит Люда шёпотом. — А ещё городская!.. Какой он тебе «дядя»? Он же вам чужой — значит, «дяденька»!

Ляля ничего не отвечает и, осторожно приподняв большие листья лопуха, заглядывает в корзинку: между пушистыми листьями нежно светятся прозрачные ягоды винограда.

Телега трогается.

Медленно, словно нехотя, катит она по освещённой последними лучами красной дороге. Вдоль дороги стоят кусты. Цветут маслины.

Далеко-далеко по широким полям бегут другие, незапряжённые лошади. На передней сидит мальчишка с большой хворостиной.

Солнце скатывается всё ниже.

Теперь только узкий кусочек солнца торчит над закраиной поля.

Нежно гикая, догоняет маму-лошадь маленький жеребёночек. Он заблудился. Жеребёнок кричит «и-и» и скачет по мягкой траве на нетвёрдых и тонких ножках.

«И-и», — задрав узкую морду кверху, кричит жеребёнок.

«И-и», — отвечает лошадь.

Темнеет. Темнеет. Совсем темно.

— Дядь, а дядь! — спрашивает у бухгалтера Света. — А это правда, что в поле волчица живёт?

— Чего? — говорит бухгалтер и вздрагивает: он задумался. — Волчица? Да, безусловно. В поле живёт волчица. А ты как думала?

Посреди поля машет длинными рваными рукавами большое пугало. На него надета шапка-зюйдвестка.

Зажигаются в небе звёзды. Темны поля. Не видно подсолнухов и кукурузы. Горят своим тусклым светом в тёмной траве светляки.