Бабушкино море

Телега катит по тёмной, широкой, длинной дороге…

Девочкам холодно. В поле темно.

Долго катит телега. Девочки дремлют, прижавшись друг к другу. Дремлют бухгалтер и конюх Митрич.

Ляля тоже дремлет. Ей мерещится кум Лукич с разросшейся, словно поле, садовой головой. Из его головы, завиваясь, растут травинки. В траве желтеет ромашка…

Ляля вздрагивает и просыпается.

Вот крайние хатки бабушкиной станицы.

Она светит из темноты целой цепью неровных огней. Белеют стенами первые хатки. Сквозь марлевые занавески в окошках виден жёлтый свет электричества.

— Вон твой дом, гляди! — говорит Света.

И Ляля видит раскрытые ставни бабушкиного дома. Кто-то ходит по комнате. На занавеске мелькает тёмное. Это тётя Сватья. Калитка заперта на задвижку.

Услышав стук, выбегает из будки Тузик и, печально склонив набок мохнатую морду, длинно и жалостно лает.

— Остановитесь, пожалуйста, дяденька! — говорит Ляля. — Вот бабушкин дом.

— Осаживай! — говорит бухгалтер.

— Спокойной ночи, — говорит Ляля, забирая с телеги бабушкину корзинку. — Спасибо, дяденька.

— Ишь ты, стало быть, хорош виноград? — усмехается Митрич. — Ягода!

Он причмокивает губами и едет дальше.

— Бабушка-а-а, ба, вот тебе от кума, от Лукича! — кричит Ляля ещё на улице и открывает бабушкину калитку.

Она протягивает корзинку к светящимся окнам бабушкиного дома. Она машет руками. Она захлёбывается от радости.

— Ой, правда, бабушка, правда!.. Я не просила, это он сам. Он сам подарил! — кричит на крылечке Ляля, размахивая корзинкой и открывая дверь.

Навстречу ей выходят Сватья и бабушка.

— Нашлась! — говорит Сватья. — Голубчики светы!..

— Нашлась! — говорит бабушка. — Погоди у меня ужотко! — и берёт Лялю за руку. — Погоди, погоди, погоди… — шепчет бабушка. И рука у неё дрожит.

Они входят в комнату, и бабушка словно падает на табуретку. Она не мигая глядит на Лялю и не выпускает Лялину руку из своей жёсткой руки.

— Где была? Не таись! Всё равно дознаюсь, — говорит бабушка и наклоняется к Лялиному лицу.

У Ляли от света щемит в глазах. Она часто мигает.

— Где была? Говори! — шепчет бабушка и стучит по столу своим тёмным пальцем.

— На винограднике! — шёпотом говорит Ляля и ставит на пол корзиночку Лукича.

— А то в уме не держала, — откинувшись назад, говорит бабушка, — что старая бабка ума решится, по станице бегавши? То в уме не держала, что мать мне тебя доверила?.. Говори! Отвечай! Ты ребёнок, кажись, не малый, грамоте обученный. Даже слишком самостоятельный. Где ж твой разум?.. Набалована у отца, у матки… Так я тебе не отец, не матка. Управу найду…

Бабушка вытягивает вперёд худую тёмную руку. Ляля смотрит, куда показывает бабушка, и видит, что на стене висит ремень.

— Отца твоего учила, — хрипло говорит бабушка, — и тебя, коток, не задумавшись…

Ляля молчит. Она вырывает из бабушкиной руки свою руку.

…Эта бабушка — папина мама — учила Лялиного папу вот этим старым длинным ремнём? Её папу, в кителе с золотыми пуговицами… Да как же так?

Ляля сжимает руки и прижимает к глазам оба кулака. Она плачет…

Бабушка долго молчит. У двери вздыхает Сватья.

— Ну-ну, — наконец говорит бабушка. — Ну, будет, будет. Ты кормлена?

Ляля плачет.

— Ну-ну, — говорит бабушка. — И сказать нельзя! Ты что же это задумала? Хочешь над бабкой командовать! Нет, такого, милок, не будет. Я себя до такого не допущу.

Ляля плачет.

— Ну ладно, ну, не плачь, не надо… Стели, Анюта, — говорит бабушка.

Ляля плачет.

Бабушка ходит по комнате. Шаги у неё какие-то шаркающие, виноватые.

— Мать письмо тебе передала, — не глядя на Лялю, дрогнувшим голосом говорит бабушка. — На, читай!

Ляля берёт письмо руками, мокрыми и солёными от пролитых слёз.

Она читает и плачет. Она стоит под лампой и держит мамино письмецо, исписанное большими печатными буквами. Буквы двоятся, троятся, сияют…

— Ой, мама, ой, мамочка! — плачет Ляля.

И мама сейчас же ей отвечает большими печатными буквами: «Моя дорогая девочка, ласточка, Ляленька…»

А дальше Ляля не может читать от слёз.

«Внука Сущёвой»

На следующее утро Ляля просыпается оттого, что кто-то на неё смотрит.

Это бабушка.

— Анюта, — говорит шёпотом бабушка, — ты что ж девчонские волоски не чешешь? Гляди, все волосы посбивались. Это что ж, косы, чтой ли, будем выстригать? От матери стыдно. Да и волосёнки-то жаль: гляди, какие мягонькие…

Ляля уверена в том, что бабушке никогда, никого и ничего не бывает жаль.

Она притворяется, что крепко спит.

«Не подлизывайся! Убегу, всё равно убегу, — уткнувшись лицом в подушку, думает Ляля. — Мой папа напишет тебе письмо и спросит, куда ты меня задевала… «Ой, матушка, напишет, уморила ты нашего первенца!»

На голову Ляле осторожно ложится большая бабушкина рука. Рука разглаживает потихоньку Лялины волосы. Потом останавливается, замирает…

Бабушка стоит над Лялиной кроваткой, переступая с ноги на ногу. Потом она шарит в комоде, достаёт высокие резиновые сапоги…

Босая, чтоб не шуметь и не будить Лялю, подхватив сапоги под мышку, бабушка выходит на улицу.

— Никак не спится, мой голубок? — говорит, наклонившись над Лялей, тётя Сватья.

Ляля садится в кровати и смотрит в окошко.