Бабушкино море

Тузик выл на своей цепи… Может быть, бабушке захотелось плакать. Может быть, бабушка даже заплакала бы, если бы не была бригадиршей. Бабушка, наверное, долго смотрела в окно. К сердцу ей подкатывала волна, и бабушка думала: «Что же это, да что ж такое… Где моя внука, Оленька?..»

А в это время Ляля ехала на телеге…

Так думает Ляля, стоя на берегу.

…А большое бабушкино море шумит всё тише. Всё ровнее становятся волны на нём. Тихо шурша, отступает морская вода всё дальше от берега.

И вдруг где-то очень далеко слышится стрекотание, похожее на стрекотание кузнечиков.

— Идут! — говорит председатель, забывает про Лялю и оставляет её одну.

«Бабушка!» — думает Ляля.

— Идут, идут! — говорят кругом.

— Идут! — вздыхает та самая старушка, у которой вынули душу.

Старушка плачет. А кузнечик в море стрекочет громко, всё громче. Он гудит и жужжит.

И вот совсем уже близко от берега виден нос моторного катера. За ним, слегка накренившись набок, как пять лебедей, плывут под парусами пять больших лодок.

Все забывают про Лялю. И все толпятся у берега.

— Ой, пустите, пустите, тётенька! — говорит Ляля.

Только никто ничего не слышит.

И вдруг наклоняется к ней тот самый седой весовщик, который чуть-чуть не надорвался от бабушкиной корзины.

— Иди, иди! — говорит весовщик, берёт Лялю на руки и сажает её на плечо.

Ляля сидит высоко. Теперь ей всё видно.

— Голубчики светы! — кричит старушка, которая жаловалась, что из неё вынули душу.

— Замолчи! — говорит очень строго председатель.

Лодка подходит к берегу. О её борта бьются волны. Они взлетают высоко. Стоит какой-то большой весёлый человек на носу лодки. Он весь мокрый и блестящий. На нём сияет при свете фонарей резиновый плащ, похожий на бабушкину куртку.

— Иван! — кричат с берега.

— Чего? — отвечает кто-то с лодки.

— Пап! — кричат с берега.

— Тут я, сынок! — отвечает хриплый, густой голос.

— Мария, Машенька-а! — кричит исплаканная старушка.

— Бабушка-а! — ещё громче кричит Ляля.

— Внука моя! — отвечает бабушка.

Она стоит во весь рост в своей лодке. Она смотрит на Лялины мокрые ноги, на её измазанный в глине полупальтик.

В свете фонарей будто что-то дрожит и блещет в бабушкиных глазах. Лицо у бабушки мокрое, рот у неё как будто полуоткрыт.

— Эх ты, моя капелька! — говорит бабушка и отворачивается.

Потом она словно опоминается.

— Кто на берег пустил? — кричит бабушка. — Дитё, наверное, всё захолонуло…

— Варварушка! — отвечает не своим голосом тётя Сватья, выбегает из толпы и трёт тёмной ручкой свои голубые, часто мигающие глазки.

А бабушка стоит в лодке. Она вся залита водой. Ноги у бабушки обуты в те самые резиновые сапожищи, что она выносила нынче утром на цыпочках из хаты, чтоб не будить Лялю.

— Держи концы! — глухо кричит бабушка.

И люди с лодок бросают на берег канаты.

Люди тащат канаты на берег, а море отбрасывает лодки от берега.

Люди на берегу крепко вцепляются в канаты. Все люди, сколько их только есть на берегу, повисают на длинных канатах. Тут и председатель, и рыбак, на которого не глядит бабушка, и дети, и старики.

Вот Люда и Света… Света плачет и жмётся к какой-то женщине в сером измокшем платке.

Все тащат на берег бабушкину лодку.

— Есть, взяли! — кричит Сватья не своим, а каким-то рыбацким, чужим голосом. И по ногам Сватьи хлещет намокшая от дождя юбка.

Ляля тоже тянет за канат. Она кричит, как другие: «Есть, взяли!» И ей кажется, что, если она не будет тянуть и не будет кричать, бабушкина лодка опять уйдёт в море.

— Глядите, рыбак какой объявился! — говорит, глядя на Лялю, председатель и хохочет.

От смеха у него трясутся усы, трясутся толстые щёки, трясутся полы резиновой куртки.

— Недаром внука Сущёвой! — говорит он, вдруг перестав смеяться, и, весь откинувшись, тянет канат, искоса взглядывая на Лялю.

Все смотрят теперь в её сторону.

Но Ляля занята. Она орёт и повисает на канате всей тяжестью своей. Ей жарко. Взмокший полупальтик бьёт её по ногам, как юбка по ногам тёти Сватьи.

Ляля тащит бабушкину лодку. Два раза она падает на песок. Потом поднимается и тащит опять. Тащит до тех пор, пока лодка не врезается в берег.

В лодке много рыбы. Ещё больше, чем было позавчера!

— На! — говорит председатель и поднимает Лялю на руки. — Забирай свою бабушку.

— Измокла? — спрашивает бабушка. — Ах ты, мой ладненький!

Ляля сидит у бабушки на руках. В первый раз она видит совсем близко бабушкино лицо, покрытое мелкими морщинками. Кожа на нём сухая, от ветра воспалённая и шершавая. Из черноты лица смотрят на Лялю два светлых, выцветших глаза с красными веками.

Глаза у бабушки спокойные, как вода в стакане, и глубокие, как бабушкино море. И добрые-добрые — ещё добрей, чем глаза у тёти Сватьи.

— Бабушка! — удивившись, говорит Ляля, будто видит бабушку в первый раз.

— Ладно, молчи, молчи! — лукаво отвечает бабушка и жмурится. — Уж будто и боялась?

— А вот и боялась! — говорит Ляля.

Бабушка ставит Лялю на песок, кричит: «Анюта! Веди ребёнка домой!» — и закатывает рукава своей куртки.

Она раскладывает рыбу в плетёные корзины.

Рыбы много, и всё крупная, тяжёлая…

— Ишь, до красной дошли!.. — говорит председатель, наклонившись над корзиной.