Бабушкины янтари

— Куда! Недаром наших привольских корней. Оно ведь, образование-то, неодинаково к людям прививается: иной выйдет — узкой специальности, только по своему делу понимает, а иной и пошире рассуждение имеет. Девушка дельная, что и говорить! Башковитая! А я, слушай-ка, что думаю: помнишь, наши старухи сказывали, как дед Водяной к парню с девкой привязался и выжил их из села? Так вот не их ли корней она и будет?

— А то каких же? Кроме них, у нас из Приволья никаких выходцев не было. Этих самых корней! И вот теперь она этому Водяному раздокажет — приведет его в дисциплину!

Счастливая зыбка

Стояла в лесу сторожка, а в сторожке жил лесник с женой. Жили они в лесу не мало годов, хозяйством обзавелись — на дворе у них и коровка и овечки и в дому всего вдоволь. Одно плохо — бездетные.

Говорила жена леснику:

— Несчастливые мы с тобой, Матвеюшка. Есть у нас что поесть, есть что обуть-одеть, а вот детками мы с тобой не разбогатели.

— Ну что ж поделаешь, — говорит лесник, — значит, судьба наша такая — одним век вековать. А без детей, конечно, скучно.

Вздохнул лесник. Вздохнула лесничиха. И на том разговор кончился.

Бывало, что лесник и сам про то речь начинал:

— Эх, были бы у нас детишки, Пелагеюшка, веселее в избе-то было бы. А то живем без году двадцать лет, а поколения от нас нет и нет. Некого нам растить-воспитывать. Не на кого порадоваться. А как подойдет старость, кто нас с тобой тогда спокоить будет?

— Ну что ж, — говорит Пелагея, — видно, так нам на роду написано. Сам говоришь: «Судьба наша такая». Немилостивая она к нам — не дает счастья деток понянчить.

Повздыхают, поохают, и опять разговор весь.

Вот принялся лесник на зиму дрова готовить. Привез сухостойнику, перепилил плашки на полешки и стал в поленницу складывать. Складывал аккуратно полено к полену, а которые сучклявые или коряжистые, те в сторону откидывал. «Не нами, — говорит, — сказано: кривое полено всю поленницу портит».

Складывал он, складывал, и попалось ему одно полешко березовое: ствол надвое расходится, будто ноги, а от тех мест, где бы плечам быть, два сучочка отходят, будто руки. Поглядел на него лесник и зовет жену:

— Выдь-ка, Пелагеюшка, посмотри, какое полено диковинное — вроде на человечка похоже.

Вышла жена и тоже признала:

— И вправду похоже на человечка: сучочки-то словно ручки и ножки у дитя малого. Дай-ка я его в избу отнесу.

Подхватила она полено, унесла в избу, в старую шаленку завернула да на печку положила:

— Погрейся, — говорит, — на печке в тепленьком местечке.

И стала лесничиха с этим полешком нянчиться — и все его завертывала да перевертывала. А лесник Матвей того и не видел, он весь день в лесу на обходе, да и ночью нет-нет да и выйдет поглядеть-послушать, не балуется ли где топоришком какой-нибудь порубщик.

Раз вечерком пришел Матвей с обхода, а жена по избе из угла в угол ходит, на руках полено укачивает да припевает:

— А баю, баю, баю,
Баю крошечку мою.
Баю, баю, баю, бай,
Спи, сыночек, засыпай.
Спи, малютка, засыпай,
Крепче глазки закрывай…

Лесник посмеялся:

— Что это ты, Пелагеюшка, никак в куклы принялась играть? Больно уж не по годам игру затеяла, ты ведь не молоденькая.

Поглядел он, а у нее полено разнаряжено: и рубашоночка на нем, и чепчик с лентами, и пеленочка беленькая с кружевами. Все, как и быть должно на настоящем дите. Хотел Матвей жену пожурить, да пожалел: «Скучно ведь ей, — думает он, — все одна да одна в избе, и поговорить ей не с кем. Пусть хоть с куклой позабавится, коли ей это любо».

Лесничиха полешко на кровать уложила и стала мужу ужин собирать.

Вот сидит лесник, ужинает. А жена к нему рядышком подсела и ласковым голосом подговаривается:

— У меня к тебе, Матвеюшка, просьба будет.

— Какая такая просьба?

— Пообещай, что исполнишь, — тогда скажу. Лесник подумал и говорит:

— А разве я когда не исполнял твои просьбы? И не грех ли тебе с такого подхода начинать: «Пообещай, так скажу»? Ведь сама знаешь — все, что тебе надо, я всегда исполняю.

Тут жена и высказала свою просьбу:

— Сделай, Матвеюшка, нашему сыночку зыбочку.

Лесник даже куском поперхнулся:

— Да ты что, — говорит, — сдурела на старости лет? Надо же такое придумать: «Сделай, Матвей, для полена зыбку». Я еще не совсем рехнулся, чтобы в куклы играть.

А жена просит, не отстает:

— А ты, Матвеюшка, не для полена, а потрудись с легким сердцем. Может, усовестится наша с тобой судьба и пошлет нам настоящее дитё. Сделай, Матвеюшка, зыбочку, уважь мою просьбу. Ведь ты уже пообещал.

— Ну ладно, — говорит лесник, — отвяжись! Раз пообещал, то и сделаю.

У лесника, конечно, дело служебное, трудно досужий часок выбрать. Все же принялся он зыбку делать, где утречком пораньше урвет часик или полчасика, где вечером маленько попилит да построгает. Хотел он сделать тяп-ляп, как-нибудь, было бы лишь подобие зыбки. Да нет, не взяла рука понарошному делать, смастерил он зыбочку, не стыдно и настоящего младенца в такой покачать. Отдает он зыбку жене и говорит: