bacde8214d448210e41a3677624da803

И притянул ее к себе.

Дела? Дела подождут. Дело молодое!

Глава 5. Токсичный воздух перемен

ИМ

ПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ

ГОРЫ. 5 октября 1918 года.

Пропахший хлоркой трамвай словно сам выталкивал своих пассажиров

быстрее сделать шаг на улицу, дабы побыстрее вдохнуть свежий, еще не так

испорченный дезинфекцией, сырой октябрьский воздух. Скорее, скорее, мимо плаката «Плевок — смерть!», мимо хмуро глядящего поверх маски

недружелюбного кондуктора. Поскорее-поскорее, вон отсюда! Поручни, ступеньки, а вот и мостовая…

— Поберегись, православные-е-е!!!

Одуревший от хлорки Владимир Григорьевич непроизвольно отпрянул

назад, в хлорную же атмосферу трамвая.

Мимо него прогромыхала подвода, груженная каким-то строительным

грузом, опасно торчащим во все стороны.

Шухов чертыхнулся. Наплодила земля русская дураков! Мало того, что

тот дурак сам в маске, так еще и на морду кобылы своей маску напялил! Вот

же идиот! Где только лямки для маски взял! Несутся не пойми куда и зачем, словно все еще в своей деревне голодраной!

Понаехали!

Бормоча и чертыхаясь, Владимир Григорьевич все же сошел на

грешную землю и поспешил к тротуару, опасаясь новой встречи с какой-нибудь, управляемой таким же дураком, кобылой, а то и с целым

грузовиком, коих в Новой Москве уже развелось предостаточно.

А трамвай, тем временем, звеня и лязгая, двинулся с места и

отправился в очередной рейс из Москвы новой в Москву старую. Шухов

хмуро проводил взглядом вагон, в котором давешний кондуктор опять

весьма щедро брызгал дезинфекцию по своему салону.

— Душегуб!

Припечатав вдогонку ирода-кондуктора, Владимир Григорьевич и

думать о нем забыл, оглядываясь по сторонам и примечая все изменения, которые произошли за ту неделю, которую он здесь не был.

Да, Москва строилась. Строилась бурно и неостановимо. Особенно

Новая Москва. Возводимые новые районы резко контрастировали с

патриархальной суетой старого центра.

И тут до Владимира Григорьевича дошел парадоксальный символизм

пришедшей в голову фразы. Да, уж, именно «патриархальная суета», именно

так, милостивые государи! За прошедшие с момента воцарения Михаила

Второго полтора года, Москва, — старая добрая Москва, исчезла

безвозвратно. На смену размеренности, степенности и всей той купеческой

вальяжности, вдруг пришло бурное движение, обновление и то, что принято

сейчас именовать Освобождением. И, пусть до полного Освобождения еще

очень далеко, но сам дух перемен надежно поселился на улицах

Первопрестольной. Как, впрочем, и на улицах всей России. И Ромеи, конечно же.

И разве можно было подумать полтора года назад о том, что Россия

выиграет в Великой войне? Да, что там выиграет, а станет одной из самых

влиятельных держав мира? Завоюет Проливы, расширится до самого

Средиземного моря, почти что до самого Иерусалима, и создаст

могущественный альянс держав — Новоримский Союз, где будет играть

главную роль? Нет, воля ваша, но о таком полтора года назад и подумать

было немыслимо!

Тогда, в феврале 1917-го, Шухову, как и многим просвещенным людям, казалось, что дни монархии в России сочтены, и что революция уже

практически свершилась, сбросив Династию Романовых на свалку истории.

Но, Династия оказалась гибче, чем могло показаться снизу, и на самую

вершину, на трон, взошел брат прежнего Царя Николая — Михаил.

Который и изменил все вокруг. И которому благодарные (и не очень) подданные навешивали всякие эпитеты — от верноподданнических и

льстивых, до самых, что ни на есть, хулительных, за которые грозила самая

натуральная каторга на двадцать пять лет и отнюдь не в Крыму. Сам же

Шухов называл (но исключительно в мыслях!) нового Царя не иначе, как

«Потрясателем основ». Правителем, который перевернул все с ног на голову.

А, может, и наоборот.

Это одному Богу известно.

В общем, пострадали многие. Особенно всякого рода крупные

землевладельцы. Да, и, говорят, что и среди высшей аристократии многие

недовольны. И не только там. И не только в России.

Впрочем, самому Владимиру Григорьевичу было грех жаловаться. С

восшествием на Престол нового Царя изменилось не только все вокруг, но и

отношение власти к нему лично. На него посыпались очень жирные заказы

на различного рода ажурные конструкции в разных городах России и Ромеи, главными из которых, разумеется, были башни его собственной

конструкции, которые ныне возводились в Москве, Константинополе, Красноярске, Владивостоке и в русском квартале Иерусалима. И пусть не

все из этих башен были такими высокими, как на Воробьёвых горах, но

каждая из них была важна для Империи и для могущественнейшего

Министерства информации, возглавляемого еще более могущественным