Bad bitch (СИ)

Я отпускаю её плечо, делая шаг в сторону и, схватив руку Вики, переплетя пальцы, увожу подругу оттуда. Уже на повороте бросаю последний взгляд на Валю, что сползла по стене на пол и сейчас рыдала в свои колени. Десятиклашки боялись сдвинуться со своих мест. Я довольна произведенным эффектом. Очень довольна. Вряд-ли она теперь вздумает что-то делать за моей спиной. Банально испугается. О чем я и поведала подруге.

— Ты самая злая стерва, которую я когда-либо знала. — Вздыхает она, когда мы уже вышли за территорию школьного двора, чуть сильнее сжимая мои пальцы.

— Ты ничуть не лучше, — нахально усмехаюсь я, целуя её в щеку, — именно поэтому мы с тобой и дружим.

========== 2. “Да начнется война” ==========

— Красиво, Злобина, ничего не скажешь, — довольно щурится на солнце Паша, когда я захожу в курилку перед первым уроком. Вики еще нет, эта проклятая копуша придет минута в минуту со звонком на первый урок. Плохо, когда педантичность совмещается с долгими сборами. Эта одна из тех немногих Викиных черт, что меня в ней неимоверно выбешивают. Но я терплю, потому что люблю эту девушку больше жизни.

— Ты о чем? — улыбаюсь я, прикуривая от его зажигалки, что парень оперативно мне протягивает, стоит сигарете лечь между моих губ. — Обо мне? Да, сегодняя необычайно прекрасна.

— Тут не поспоришь, — он бегло оглядывает короткий черный топ, лосины, кожанку и зализанные назад волосы, но возвращается все равно к глазам с длинными, острыми стрелками. — Только я сейчас о Валечке. Бедная девочка даже в школу не хотела сегодня идти. Только подружки заставили намотать сопельки на маленький кулачок и доказать тебе, что она тебя не боится.

— Слушай, Паш, мне вот всегда было интересно, а откуда ты дохуя всего знаешь? Всегда всё и обо всех. — Он лишь улыбается, но на вопрос не отвечает, более того, начинает болтать о какой-то отвлеченной фигне, давая понять, что от него я не добьюсь ничего дельного.

Паштет в моей жизни был одной из ключевых фигур. Человек, отношения с которым нельзя назвать ни хорошими, ни плохими, только вот с самого первого класса, в любой ситуации, когда мне было нужно, Паша оказывался за моей спиной, и делал всё, чтобы я оказывалась в выигрыше. Зачем это нужно ему ни Вика, ни уж тем более я понять не могли. Просто воспринимали как факт: Паша — человек, который вытащит меня из самой глубокой жопы, ничего не попросив в замен.

Помню даже, когда в шестнадцать, когда я напилась в свой самый первый раз, а значит была в неописуемое говнище, именно Паша забирал меня с той квартиры, на руках нес до такси и забрал к себе, прекрасно зная, каких пиздюлей я получу, если в таком виде появлюсь дома.

Его родители как раз были на несколько дней за городом, так что квартира была в его полном распоряжении. Полночи парень держал мне волосы, пока я безвольно свисала над унитазом, поил водой, чтобы промыть желудок, потому засунул в ванну, переодевал, а остаток ночи заботливо гладил по волосам и слушал мой пьяный и слезливый бред на тему Антона и того, какое я ничтожное дерьмо.

Дикий он человек, этот Громов.

— Никогда не понимала, как ты успеваешь прийти на урок за секунду до звонка. — Говорю я Вике, когда она, чуть запыхавшаяся, но все равно потрясающе выглядящая даже в своей полноте и родимых пятнах, падает на стул рядом со мной.

— Навык, детка. — Улыбается подруга, переплетая под партой наши пальцы. Повезло, что я правша, а она — левша. Даже на уроках мы держим такой контакт.

— Но зря ты, Михайловна, сто процентов, как всегда опоздает минут на десять.

— Ничего страшного, зато я вовремя. Блин, — девушка раздосадовано смотрит на испачканный в пыли рюкзак и умоляюще смотрит на меня: — Руди, принеси тряпку, ради святого всего!

Я лишь закатываю глаза, но поднимаюсь со своего места и направляюсь в конец класса, где все такие уборочные принадлежности и лежали.

Мой путь проходил мимо парты Антона и Вали, и, когда я подошла ближе, девушка начала специально невзначай так двигать небольшую стопку учебников к краю.

Когда я прохожу мимо, за моей спиной раздается адский грохот, но я не обращаю на него никакого внимания, я даже не вздрогнула. Я беру чистую тряпку и иду к Вике.

— Руди, — слышу голос Антона, когда сажусь рядом с подругой и передаю ей тряпку. Оборачиваюсь к своему солнцу с радостной улыбкой, но удержать её удается с трудом, потому что я вижу недовольство и даже презрение на его лице. — Ты не хочешь поднять учебники Вали? — Широко раскрыв глаза, недоуменно смотрю на него — с какого хера я должна поднимать учебники, которые она и скинула? А больше я ничего сделать не должна? — Слушай, Рудислав, мы не в первом классе, чтобы ты подобным образом задирала окружающих. Подними, пожалуйста, учебники и извинись. Прошу пока по-хорошему.

Я смотрю на него и ушам и глазам своим просто не верю. Верить не хочу. Мое солнце говорит мне подобное? Моя любовь упрекает меня в том, чего я не делала еще и извиниться просит? Кажется, я забыла, как дышать от испуга и злости.