Шоссе вело нас по восточной стороне оживленного прибрежного города Мансанильо. Я почти уверен, что было бы здорово провести там день или два, исследуя окрестности, но мы проехали мимо. Мы продвигались вперед, пока не достигли Текомана, последнего настоящего города перед Ла-Тиклой. Дорога была далеко не скучной. Каждые несколько километров приходилось сворачивать на неровные участки, прежде чем вернуться на гладкий новый асфальт Трансберегового шоссе, которое строили мексиканцы. Маленькие деревни, усеивавшие маршрут, очевидно, были пристанищем дорожно-строительных бригад. В каждой было несколько маленьких магазинчиков и грязная стоянка, где хранился странный ассортимент материалов и оборудования. Самым заметным местом в каждой из крошечных деревень была кантина[28]
. Хотя было раннее утро буднего дня, у каждой из тех, мимо которых мы проезжали, стояло по несколько мужчин всех возрастов с пивными бутылками в руках. Трудно сказать, отдыхали ли они так еще с вечера или же готовились к началу нового рабочего дня.Мы проезжали вдоль больших ранчо на окраине Пуэрто-Вальярты, а затем снова вдоль окраин Мансанильо, мимо роскошных поместий, которые выделялись бы в самом богатом из районов Калифорнии. Однако большинство людей, которых мы видели, были ужасно бедны. Конечно, в городских центрах попадались семьи, по виду похожие на средний класс, но стоило выехать из города, как повсюду встречались лишь нищета и разруха.
Мы въехали в Текоман во второй половине дня, когда на главном бульваре города кипела жизнь. Это был классический маленький мексиканский город с большой городской площадью, на которой стояло огромное здание католической церкви (или мне следует сказать «храма»?). Эти колоссы были огромны по сравнению со всеми остальными постройками в большинстве городов. Самые высокие и богато украшенные здания, какие только можно себе представить, нависали над головами крестьян и прохожих – как постоянное напоминание о том, кто организовал (завоевал) случайную группу коренных индейских племен в полуфункционирующее, сильно расслоенное общество.
Мы отправились прямо в пункт
– Твою мать, Лось! Ты ее испортил!
Лось сверкнул глупой полуулыбкой, показывая розовую кашу, покрывающую его зубы и язык, чтобы мы могли убедиться, что ему нравится.
– Отвали! Эта штука просто убийственна. Как теплое мороженое.
Мы оба отказались от дополнительных порций папаусы, но Жеребец вернулся за двумя большими пакетами лаймов.
– Для чего все эти лаймы, Жеребец? – спросил я.
– Для приготовления севиче. Сырая рыба, лук, помидоры и перец, замоченные в соке лайма на пару дней. Ты что, никогда не слышал о севиче?
Обрызгав нас обоих розовой слюной от папаусы, вмешался Лось:
– Давай, шеф-повар! Оптерс, Жеребец готовит лучшее севиче в мире, и я собираюсь захватить для него немного рыбы в Эль-Фаро.
Спрашивать, где находится Эль-Фаро, я не стал: слова «fish» («рыба») и «faro», исходящие изо рта Лося, были самыми «плевательными».
Только правильные маневры