Джерри Корриган из Федеральной резервной системы был еще меньше, чем Мангер, удовлетворен невнятной реакцией Salomon. В понедельник 12 августа он поручил Питеру Стернлайту, одному из своих заместителей, составить письмо в Salomon Inc. В письме речь шла о том, что действия компании поставили под сомнение ее длительные деловые отношения с ФРС, которая глубоко обеспокоена тем, что компания своевременно не сообщила о выявленных фактах мошенничества. Salomon дали десять дней для того, чтобы фирма могла сообщить обо всех «нарушениях и упущениях», которые обнаружит.
В свете предыдущего разговора Корригана со Штраусом и Гутфройндом это письмо, казалось, содержало смертельную угрозу для компании. Если ФРС разорвет деловые отношения между Salomon и государством, клиенты и кредиторы начнут толпами покидать банк. Последствия будут огромными и мгновенными.
В это время баланс Salomon был вторым по размеру в США. Больше, чем у Merrill Lynch, Bank of America или American Express. Почти все займы компании состояли из краткосрочных долговых обязательств, которые кредиторы могли отозвать в течение нескольких дней или недель. 146 миллиардов долларов долга были обеспечены лишь 4 миллиардами долларов собственного капитала. Ежедневно на балансе болтались еще десятки миллиардов: незавершенные сделки общей суммой до 50 миллиардов долларов, которые были заключены, но не закрыты. В случае ухода кредиторов эти сделки просто повисли бы в воздухе. Кроме того, у Salomon были многие сотни миллиардов долларов производных обязательств, никак не отраженных на балансе. Их составляли процентные и валютные свопы, фьючерсные контракты, сплетавшиеся в огромную и запутанную сеть обязательств с контрагентами по всему миру. Многие из этих контрагентов участвовали в других взаимосвязанных незавершенных контрактах. И все это было частью огромной, сложной, глобальной финансовой паутины.
Если финансирование прекратится, активы Salomon придется продать. Но если финансирование могло исчезнуть через несколько дней, то на ликвидацию активов потребовалось бы время. У правительства не было государственной политики по кредитованию инвестиционных банков, находящихся в сложном положении. По их мнению, они были «слишком большими, чтобы лопнуть». Это означало, что теперь Salomon могла превратиться в тыкву за одну ночь[877]
.Корриган был уверен в том, что руководство Salomon, получив письмо от Стернлайта, поймет, что им к виску приставили пистолет, и отреагирует соответствующим образом.
В свою очередь внутри Salomon после выхода пресс-релиза и статьи в Wall Street Journal стали расползаться слухи. Поздно вечером в понедельник в огромной аудитории на нижнем этаже состоялось общее собрание. В зал набилось около пятисот человек, еще больше сотни наблюдали за происходящим на мониторах на верхних этажах и в офисах Salomon по всему миру. Гутфройнд и Штраус представили аудитории версию событий, напоминающую торт «Запеченная Аляска», в котором под хрустящим, хорошо пропеченным безе таится леденящий сюрприз. После этого Билла Макинтоша, главу отдела облигаций, вызвали наверх, в кабинет Гутфройнда, где находились «трое перепуганных мужчин» – Гутфройнд, Штраус и Марти Липтон. Ранее в этот день Макинтош уже требовал отставки Джона. Но теперь его спрашивали, что он думает о сложившейся ситуации. Макинтош потребовал более подробных объяснений. Он считал, что версия, озвученная на общем собрании и в пресс-релиз, вводила людей в заблуждение[878]
. В итоге именно ему вместе с помощником главного юрисконсульта, Закари Сноу, поручили написать новый пресс-релиз.Если оглядываться назад, действия Salomon выглядели теперь гораздо хуже. Узнав о поддельной февральской заявке Мозера, которая, по словам Фойерштейна, носила преступный характер, руководство приняло на веру поручительство Мериуэзера и слова самого Мозера о том, что раньше он так никогда не поступал. Отказавшись проводить расследование и не применив к Мозеру никаких дисциплинарных мер, фирма оставила его на той же должности, что сделало возможным майский захват. После этого уведомить правительство о том, что Salomon было давно известно о предшествующих поддельных заявках Мозера, означало создать еще больше проблем. У проверяющих органов могло сложиться впечатление о фирме как о воровской шайке. Хуже всего было то, что Гутфройнд, встретившись с Бобом Глаубером в середине июня по поводу майского захвата, не сообщил ему о других фактах мошенничества. Теперь, когда все начало выходить из-под контроля, вовлеченные лица оправдывали свое молчание тем, что речь шла о единичном незначительном событии, которое не причинило ущерба ни одному клиенту, ничего не стоило правительству и вообще не было достойно внимания даже с точки зрения участвовавшего в нем трейдера[879]
. По словам Гутфройнда, учитывая интересы бизнеса, он попросту не посчитал это чем-то важным[880].