Жители Беатрис достали вилы[284]
. Баффетт был потрясен. Он спас умирающую компанию. Неужели они не понимают, что без него Dempster разорилась бы?[285] Он не ожидал такой жестокости и ярости против себя лично. Жители города начали крестовый поход против Баффетта, собрав почти 3 миллиона долларов, чтобы найти нового собственника в Беатрис[286]. Город дрался за сохранение своей единственной фабрики, а газета Beatrice Daily Sun вела обратный отсчет дней, оставшихся до закрытия. В последний день к микрофону вышел мэр и объявил о поражении Баффетта. В ответ тут же загудели пожарные сирены и зазвонили колокола. Чарльз Б. Демпстер, внук основателя компании, возглавил группу инвесторов, которая обязалась сохранить завод[287]. Имея на руках деньги, Баффетт раздал акционерам более 2 миллионов долларов[288]. Но этот опыт оставил внутри него шрам. Он не ожесточился от враждебности жителей Беатриса, но поклялся никогда больше не доводить ситуацию до чего-то подобного.Вскоре после этого Баффетт позвонил Уолтеру Шлоссу и сказал: «Знаешь, Уолтер, у меня есть небольшие позиции в пяти различных компаниях, и я хочу тебе их продать». «Какую цену ты предлагаешь, Уоррен?» – спросил Шлосс. «Отдам по учетной цене», – сказал Баффетт. «Хорошо, я их покупаю», – немедленно ответил Шлосс.
«Я доверял Уоррену, – вспоминает Шлосс. – Я оказал ему услугу, поэтому он хотел оказать ее мне. Я уверен, он подумал: “Спасибо, что продал мне свои акции Dempster”. Я не утверждаю, что причина только в этом. Но именно это я называю честностью».
26. Золотые стога
Уоррен говорил, что хочет стать миллионером, но никогда не обещал, что на этом остановится. Позже он скажет, что этот период его жизни был «паршивым времяпрепровождением, когда делаешь все, чего не хочешь». Что он хотел – так это инвестировать.
Его детям было от пяти до десяти лет. Один из друзей Уоррена охарактеризовал Сьюзи как «своего рода мать-одиночку». Уоррен приходил на школьные мероприятия или гонял с детьми футбольный мяч, если его просили, но никогда не выступал инициатором. Сьюзи учила детей: «Он такой, какой есть, не ждите от него большего». Это же касалось и ее самой.
И все же предсказуемость привычек Уоррена придавала определенную стабильность семье Баффеттов. Сьюзи создавала атмосферу в духе «заходи и подожди своей очереди». Вечерние привычки Уоррена напоминали отцовские: он возвращался в одно и то же время, хлопал дверью, ведущей из гаража, и кричал: «Я дома!», после чего направлялся в гостиную читать газету. Он не был бесчувственным и часто был доступен для общения. Но когда он разговаривал, казалось, что его слова заранее подготовлены и даже отрепетированы. То, что происходило в его голове, проявлялось в молчании, избегании отдельных тем разговора и иногда вспышках остроумия.
Сама Сьюзи со временем стала менее доступной. Как и ее отец, она была все время занята и окружена людьми. Уединения и праздности она избегала. Сьюзи была вице-президентом театральной гильдии, участвовала в работе Объединенной общественной службы и проводила гораздо больше времени в общинах евреев и чернокожих, чем в светском обществе.
После обеда, часто прихватив с собой дочь, Сьюзи носилась по разным собраниям и комитетам в северной части города, пытаясь справиться с самой тяжелой городской проблемой: жуткими условиями жизни в гетто[289]
. Несколько раз ее останавливала полиция, спрашивая: «Почему вы находитесь в этом районе?»«Милая, – повторял Сьюзи-младшей раздраженный Док Томпсон, – твою мать убьют». Он заставил ее брать с собой полицейский свисток, когда она уезжала с матерью[290]
.За исключением кабинета Уоррена, дом Баффеттов никогда не был убежищем, уединиться в нем было трудно. Тем не менее, в воспитании детей соблюдался баланс свободы и дисциплины, блестящего образования и акцента на получение опыта. Оба родителя прививали детям этические принципы. Уоррен и Сьюзи подолгу беседовали о том, как воспитывать детей в богатой семье, чтобы они стали самодостаточными и не принимали свое положение как должное. Но детям родительского внимания не хватало.
Уоррен одобрял размах интересов жены и гордился ее щедростью и лидерством в омахском обществе. Все это позволяло ему сосредоточиться на работе. Он, как и она, постоянно добавлял в свой список еще одно дело, но в отличие от Сьюзи, никогда не перегружал себя. Когда в его жизни появлялось нечто новое, уходило что-то старое. Исключением оставались деньги и друзья.
Так к 1963 году пошли слухи, что «этот Баффетт из Омахи знает, что делает». Ему больше не нужно было очаровывать людей, а тем более создавать для них перспективы – он просто излагал условия, на которых примет у них деньги.
Другой претендент на партнерство, Лоренс Тиш, один из двух братьев, строивших гостиничную империю в Нью-Йорке, прислал чек на 30 тысяч долларов, выписанный на имя Чарли Мангера. Баффетт позвонил ему и сказал, что он рад, что Тиш присоединился к партнерству, но «в следующий раз выписывайте чек на меня».