Тем временем Талызин демонстрировал пусть не расположение, так готовность к контакту: вынул руки из карманов и с интересом рассматривал незнакомку.
– Простите, вы товарищ Талызин? – обратилась девуля. Застенчиво улыбнувшись, обнажила ямочки.
– Допустим… – буркнул Семен Петрович и насупился.
– Федя просил передать, что ждет вас на рынке, в два тридцать, у мясных рядов, – протараторила девица.
– Какой Федя? – Семен Петрович скорее насторожился, нежели недоумевал. Не выходило соотнести «Федор», кем еще вчера назвался гастролер, с прозвучавшим «Федя».
– Знаете, он занят, Новый год как-никак… – ответствовала девуля. – Извиняется за то, что не вышло прийти.
Услышав об извинениях, Семен Петрович некоторое время метался промеж канатов выбора. Не знал, что ему больше хочется: сплюнуть или расхохотаться. Победило все же рацио, затребовавшее уточнений.
– Вы не ответили: какой Федя – кучерявый? – почему-то прочие портретные характеристики Талызину на ум не приходили.
Девуля поджала губки и, недобро взглянув из-под бровей, возразила:
– Никакой он не кучерявый, кудри у него!
– Ну-ну, вам виднее, – ухмыльнулся Талызин. – Передайте, однако: на рынке больше трех минут не жду. – Семен Петрович ретировался, прощаясь кивком головы.
Таня смотрела Семену Петровичу вслед, пока тот не исчез за парадной дверью облэнерго. Испытывала при этом то облегчение, то смутную тревогу, спустя некоторое время осмысленную. Респектабельный вид Талызина внушал доверие, укрепляя репутацию застрельщика встречи, Федора, но разом бросая на последнего тень. Магия пришельца, где душная, а где окрыляющая, безостановочная смена личин – на фоне степенной сосредоточенности Талызина – горчила лицедейством. Еще, потревожило всклоченную душу, взгляд Федора лишь обволакивал, но мало что передавал. Было в этом что-то не мужское, вопиюще несообразное его, из жестких мышц, испещренному шрамами телу.
Между тем разнобой ощущений будто смыло, когда на Таню нахлынул их с Федором полет на брошенное пальто, бесцеремонный, но столь восхитительный. Таня вспыхнула, возвращаясь в слепящую огнями юпитеров ночь.
Тем временем, должно быть, самый дерзкий во Владимире гастролер (с авансом на трансконтинентальный размах устремлений) на противоположной стороне улицы, со смещением метров в сто, ловил такси, чуть выглядывая из-за рекламной тумбы. Быть замеченным Таней, для которой он по срочному делу на главпочтамте, в его планы не входило. Не рассеялись и подозрения о том, что Талызин его сдал, ища у властей естественную защиту. За сутки из Москвы могли понаехать лучшие спецы, обвивая округу паутиной коварных засад. При этом, доверяя своей интуиции, еще в одиннадцать, во время контрольного звонка Талызину, учуял, что Семен макуху из разбавленного агиткой шантажа проглотил. Слишком раздраженно тот вел беседу, подтвердив свой контакт с Москвой.
Между тем главный закон шпионского ремесла гласил: вращай объект на стенде подозрений, не зная устали и печали. Вот Шахар и запустил на встречу тет-а-тет почтового голубя, хоть и далось это с трудом. Обретаясь в инерции незабываемой ночи, Таня не могла понять, куда и зачем она должна ехать. Выходило: по поручению одного инкогнито к другому. Но в какой-то момент сдалась на милость сердцееду, его погружающим в негу прикосновениям.
Прибывшая к магазину Таня и предположить не могла, что постоялец-охмуритель от нее в ста метрах и пристально за театром выстроенной им авантюры наблюдает. Причем обнаружился здесь еще в 12:30, скрупулезно изучающим округу. Заметь он малейший намек на засаду, тотчас сделал бы ноги, бесстрастно скормив сладчайшую в судьбе конфетку силовикам.
Между тем Шахар понимал, что ход со сменой координат мало что меняет, случись интуитивная оценка дала маху. Профессионалы его выудят и из многолюдья рынка. Переадресовка пока сулила лишь один дивиденд, и то не в абсолюте. В людской толпе дважды подумают применить огнестрельное оружие, подкидывая шанс-другой затеряться.
Кроме того, ситуация подталкивала к гипотезе: Талызину ничего не стоит послать засланца ко всем чертям, в органы правопорядка не обращаясь. Завидный кругозор инженера мог, с немалой долей вероятности, подсказать: у израильтян в СССР руки коротки, и агент тривиально блефует. Знание адресов ближайших родственников – не самый убедительный аргумент для шантажа. По запросу адресная справка, пусть не столь оперативно, как Черепанов, сведения о месте жительства почти любого советского гражданина отстучит. Так что в эти минуты, следуя к месту промежуточной встречи с Таней, Шахара донимала как раз вероятность банального от ворот поворот. Зря, между прочим.
Едва вчера был озвучен ультиматум, как Талызин осознал, что никакой паранойей здесь и не пахнет. Лазутчик – настоящий громила, пусть фасад его где нормативен, а где импонирует. При этом непреодолимым казалось иное. Характер подряда внушал: делегировало гастролера государство. И не разваливающийся совок, который никто, включая Семена Петровича, не принимал всерьез, а амбициозный Израиль.