– Отдав вам книгу, я пожертвовал еще одной разработкой. – Биренбойм вытирал платком проступившие от виски слезы. – Не думаю, что она особо оригинальна, тем не менее, доказала свою эффективность – как носитель информации – в обход барьеров закрытого общества. Вручая презент, курьеру лишь нужно пояснить на словах: «Начните с третьей главы. Именно с нее». Укушенный змеей интриги объект, не теряя ни секунды, поступит именно так. Там же, в одном из первых абзацев, вкраплен постмодернистский пассаж, сторонним лицом не прочитываемый, зато мгновенно постигаемый «читателем», под кого и состряпан. Тело послания – в этом абзаце, венчаемом неочевидной сноской, в каких главах продолжение. Изобличить же всю заумь дано лишь профессиональному редактору, случись он сверится с оригиналом…
– Отнюдь не безупречно, – бросил резонерскую ремарку Фурсов, – хотя бы потому, что отсыл к третьей главе может не сработать. Как бы в посольскую библиотеку вашу «Экспансию» не сдал, а чего доброго – в утиль…
– Не в его ситуации, сидя на пороховой бочке в кафтане посланца свободного мира, явно с чужого плеча. Нервы, как тетива, напряжены, – возразил раскрасневшийся после народного «снадобья» Биренбойм.
Здесь Фурсов отвлекся, нечто лихорадочно перебирая в уме. Будто узрев корень, медленно поднял глаза.
– Получается, мы должны изготовить еще один сигнальный экземпляр…
– Необязательно, если подобрать ту же бумагу и аккуратно расшить и сшить, – подсказал Биренбойм.
– Вряд ли получится. Между тем новый экземпляр – очередной аврал на залегшей на дно подлодке, с привлечением доброго десятка случайных лиц!
– Такова доля шпиона – извечного раба обстоятельств, где сантехника, а где гинеколога человеческой глупости, – развел руками Биренбойм.
Какое-то время моссадовец баловался мимикой, казалось, «набивая табачок» в очередное ЦУ. Шевелящиеся губы, скулы, будто испытывали мысль-заначку на состоятельность, в конце концов озвучив:
– Думаю, вам следует выпустить Черепанова – на контакт-другой с Розенбергом. Лишь вернув Черепанова в лоно проекта, сохраним нашу сделку в тайне. Розенберг, вне сомнения, нарядит подполковника «разобраться» с ГКЭС и, прознав о «ложной тревоге», зажжет координатору зеленый. Последний же сбросит с курьера «ошейник»…
– Путано что-то… – засомневался чекист, – и крайне ненадежно. Где гарантия, что Черепанов не выболтает или не даст деру через лаз, прокопанный из корпункта?
– А вы его убедите, внушив надежду переквалифицировать уголовную статью, а то и амнистировать, – предложил, само озорство, осоловевший Биренбойм. – К тому же, что вам, что нам, он впредь без толку, отработанный материал. Пусть бежит хоть куда. Убежден, молчать будет…
Черты Фурсова застыли, передавая изумление с примесью протеста, и, казалось, он подыскивает для отповеди слова.
– Уж позвольте нам решать, кто отработан, а кто нет! – бросился чекист на защиту расстрельного, зато родных затылков коридора. – Приберегите оценки для своих, вот, что вам скажу!
Настал черед Биренбойма вспомнить о долге патриота своих палестин, но, как и Фурсов, между делом, без россыпи мурашек. Перед ним приоткрылось, какую должностную халатность он допустил. В азарте схватки за свое детище, вылупившееся из шпионского яйца на две трети волею фортуны и лишь на треть – как производное его амбиций и таланта, он рефлекторно, в угоду результату, пожертвовал «Стариком», даже не попытавшись его у заговорщиков выменять.
Дело здесь не в коварном сбое памяти, самой неверной «женщины» на свете, и временной цейтнот – не оправдание. Ответ, точно мокрые ползунки ребенка, прозаичен: «Старик» в кардинально преобразившуюся комбинацию не вписывался, в первую очередь, как звено, исчерпавшее себя, хоть и не полностью. Завис один-единственный аккорд: настроить должным образом и снарядить в дорогу дальнюю инженера. Между тем именно в этом, уже просматриваемом финале крылось противоречие, малопросчитываемое на предмет развития. Ведь проведав суть сделки, заключаемой «Моссадом» и заговорщиками, «Старик» мог, в силу своих уникальных полномочий, командами Центра пренебречь, посчитав их оторванными от реальности или плодом искусной провокации чекистов. Тем самым столь трудно давшуюся операцию затормозить, а то и порушить.
Ко всему прочему, Шахар Нево в багдадском проекте изначально приносился в жертву. Схема, слепленная на авось по принципу «вдруг завяжется» (что и произошло), в оригинале игнорировала проблему эвакуации «Старика», как таковую. До нее не столько не дошли руки, сколько Биренбойм не видел способа отъезда вообще. Реального-то опыта у «Моссада» по России – шиш с маслом, а возможностей – и того меньше. В известной степени потому, что границы в СССР по-прежнему на амбарном замке. На велосипеде, как в Западной Европе, не проскочишь…