Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— «Зелень Шееле»? — переспросил его приятель и прищурился. — Кажется, это клей для обоев? Или нет? Какая-то отрава. Одно из соединений мышьяка.

— Вот тебе на! — изумился Шривенхем. — Я думал, заболевание. Вроде дизентерии.

— Да нет же, это что-то химическое. С помощью чего жены отправляют мужей на тот свет, а мужья — жен.

Шривенхем озадаченно молчал. До его сознания постепенно дошло одно неприятное обстоятельство: Крофтон Ли намекал ему, что у Томаса Райса, советника по Востоку при Британском посольстве, не гастроэнтерит, а мышьяковое отравление. Мало того, сэр Руперт еще сказал, что и его жизнь тоже в опасности. И объявил о своем намерении предстоящие сутки не есть и не пить ничего, что приготовлено в посольстве. Это потрясло Шривенхема до глубины его порядочной британской души. Он не знал, что думать.

Глава 10

Виктория, принужденная дышать густой коричневой пылью, в восторг от Багдада не пришла. Всю дорогу от аэропорта до отеля «Тио» ее оглушал невыносимый шум. С одуряющим постоянством гудели автомобили, раздавались свистки, людские вопли, и снова упорные, бессмысленные автомобильные гудки. Да еще в шум улицы тоненькой струйкой вливалась беспрерывная болтовня миссис Гамильтон Клиппс.

Так что в отель «Тио» Виктория приехала немного одуревшая.

От шумной улицы Рашид к Тигру вел узкий проулок. А там несколько ступеней вверх, и вот уже у входа в отель их встречает толстый молодой мужчина с ослепительной гостеприимной улыбкой от уха до уха и прижимает их — метафорически — к своей жирной груди. Очевидно, это и есть Маркус, или, правильнее сказать, мистер Тио, владелец гостиницы.

Его приветственная речь то и дело перемежалась громогласными указаниями обслуживающему персоналу:

— А, вот вы и опять у нас, миссис Клиппс — но что с вашей рукой? — что это на ней надето? (Куда, дурни, тащите за ручку? Оборвется! Не волочите по полу пальто!) — Ах, дорогая миссис Клиппс, какая ужасная погода в день вашего приезда! — я думал, самолет нипочем не сядет — он все кружил над аэродромом, и я сказал себе: Маркус, уж как кто, а ты не будешь летать на самолетах — к чему вся эта спешка? — Вы, я вижу, привезли с собой молодую леди? — новая симпатичная барышня в Багдаде, это прекрасно! — Почему же мистер Харрисон не приехал вас встретить? — я ждал его вчера — но, дорогая миссис Клиппс, вы должны немедленно что-нибудь выпить.

И вот, все еще чуть сомлевшая, испытывая легкое головокружение от двойной порции виски, которую, отметая возражения, ее заставил выпить Маркус, Виктория очутилась в комнате с высокими выбеленными стенами, где стояла большая кровать с медными спинками, французский туалетный столик по последней моде, старый викторианский платяной шкаф[69] и два ярких бархатных кресла. Ее собственный скромный багаж покоился у ее ног. Дряхлый желтолицый старичок с белыми бакенбардами, развешивавший в ванной полотенца, спросил, улыбаясь и кивая, не желает ли она, чтобы ей нагрели воду для ванны.

— А сколько на это нужно времени?

— Минут двадцать — полчаса. Я тогда пойду греть.

И с отеческой улыбкой вышел. Виктория села на кровать, испытующе провела ладонью по волосам. Волосы пропылились и слиплись, лицо, обсыпанное песком, горело. Она посмотрелась в зеркало — из брюнетки она превратилась в шатенку с красноватым отливом. Отвернув край портьеры, Виктория выглянула на широкий балкон, выходивший на реку. Но Тигр за облаком густой желтой пыли был не виден. Охваченная унынием, Виктория сказала себе: «Фу, какое отвратительное место».

Но потом взяла себя в руки, вышла на лестничную площадку и постучалась в дверь миссис Клиппс. Ей еще сначала надо было хорошенько потрудиться ради ближнего, прежде чем можно будет заняться собственным отмыванием и приведением себя в божеский вид.

После ванны, обеда и довольно долгого сна Виктория вышла из своей комнаты на балкон и стала смотреть на реку уже совершенно другими глазами. Пыльная буря улеглась. Вместо желтого марева над Тигром разливалось бледное голубое сияние. А на том берегу вырисовывались изысканные силуэты пальм и разновысоких зданий.

Снизу, из сада, до Виктории донеслись голоса. Она подошла к перилам и выглянула.

Миссис Гамильтон Клиппс, эта неутомимая болтунья и добрая душа, уже успела завязать знакомство с дамой из соседнего номера, типичной англичанкой-путешественницей неопределенного возраста, без которых не обходится ни один заграничный мало-мальски крупный город.

— …и что бы я без нее делала, просто не представляю себе, — говорила миссис Клиппс. — Необыкновенно милая девушка! И из такой хорошей семьи. Племянница епископа Ллангоуского.

— Какого епископа?

— Ллангоуский, по-моему, он называется.

— Глупости, такого не существует, — сказала та.

Виктория нахмурилась. Знает она этих английских старушек, их вымышленными епископами не проведешь.

— Ну, должно быть, я неправильно запомнила имя, — сказала миссис Клиппс с сомнением. — Но все равно, — тут же воодушевившись, продолжала она, — это очень обаятельная и толковая девушка.

— Гм, — неопределенно отозвалась ее собеседница.