Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— Потому что, — выговорил он, — чует мое сердце, он ее не убивал…

Глава 2

Воцарилась долгая тишина.

— И вы приехали ко мне, чтобы…

Пуаро не закончил предложения.

Инспектор Спенс поднял голову. Кровь еще сильнее прилила к его лицу. Это было лицо типичного провинциала, маловыразительное, замкнутое, с проницательными, честными глазами. Лицо человека с незыблемыми нравственными устоями, который всегда точно знает, как именно ему надлежит поступить, никогда не спутает добро со злом.

— Я в полиции давно, — сказал он. — Всякого навидался. В людях худо-бедно разбираюсь. Приходилось вести дела и об убийствах — одни простые как дважды два, другие — позаковыристей. Одно известно и вам, мосье Пуаро…

Пуаро кивнул.

— Крепкий был орешек. Пожалуй, без вас мы бы его нипочем не разгрызли. Но докопались-таки до правды, так что и тени сомнений не осталось. И в других случаях, про которые вы не знаете, ясность была полная. Взять Уистлера, он получил свое — и вполне по заслугам. Равно как и бандюги, что застрелили старого Гатермана. Как Верол со своим мышьяком. Трантер, тот выкрутился — но убить-то он убил, точно знаю. Повезло и миссис Кортленд — муж ее был извращенцем, каких поискать, и присяжные ее оправдали. Видимо, не буква закона, а чувства подтолкнули их к такому решению. Такое бывает, никуда не денешься, сердце ведь не камень. А иногда улик не хватает… случается, убийце удается разжалобить присяжных, а то и просто обдурить — редко, конечно, но не без этого. Иногда адвокат ловко защиту построит либо обвинитель переборщит. В общем, всего этого я нагляделся вдоволь. Но чтобы… — Спенс внушительно помахал пальцем. — Чтобы невинного человека повесили за то, чего он не совершал, — на моей памяти такого не было. И не хочу я, мосье Пуаро, видеть такое правосудие. Тем более, — добавил он, — в Англии!

Пуаро пристально на него посмотрел:

— И вы считаете, сейчас правосудие может оказаться именно таким. Но почему…

Спенс перебил его:

— Предвижу все или почти все ваши вопросы. И готов ответить на них заранее. Это дело вел я. Мне поручили провести дознание, собрать улики. Свою работу я проделал очень тщательно. Собрал все факты, какие мог. И все они свидетельствовали против одного конкретного человека. Все, что у меня набралось, я передал своему начальнику. Дальше я к этой истории касательства не имел. Материалы пошли к государственному обвинителю, а уж он решал, заводить дело или нет. Дело он завел, да иначе и не могло быть при таких уликах. Джеймса Бентли арестовали, предали суду, по всем правилам судили и признали виновным. При таких уликах иначе и быть не могло. Улики со счетов не сбросишь, присяжные прекрасно это знают. Да и не скажешь, чтобы они сильно терзались сомнениями. Скорее, его виновность была для них очевидной.

— А для вас — нет?

— Нет.

— Почему?

Инспектор вздохнул. Задумчиво потер ручищей подбородок:

— Не знаю. Понимаете, никакой причины для сомнений — конкретной причины — у меня нет. Просто в глазах присяжных он тянет на убийцу, а в моих — ну никак. А в убийцах я разбираюсь лучше, чем они.

— О да, тут вы специалист.

— Во-первых… как бы сказать… не было в нем никакой дерзости, наглости. Ни капли. А ведь этого добра у них обычно — хоть отбавляй. Такое самомнение, куда там! Каждый убийца считает, что уж как-нибудь вотрет тебе очки. И вообще он такой ловкач, все провернул чисто, комар носу не подточит. И даже когда они сидят на скамье подсудимых и чувствуют, что головы не сносить, все равно геройство это из них так и лезет, им это прямо удовольствие! Как же, ведь к ним прикованы все взгляды.

Прямо звездный час. Может, им впервые в жизни выпало играть главную роль. Вот и теряют последний стыд.

Последней фразой Спенс как бы подытожил все сказанное:

— Вы ведь мою мысль поняли, мосье Пуаро?

— Понял, и очень хорошо. А про Джеймса Бентли ничего такого не скажешь?

— Нет. Перепуган был до смерти — это да. С самого начала. Кое-кто считает: раз боится, значит, виновен. А по мне, тут никакой связи нет.

— Согласен. А каков он, этот Джеймс Бентли?

— Тридцать три года, среднего роста, кожа желтоватая, носит очки…

Пуаро остановил этот поток:

— Я не про внешность. Что он за человек?

— Ах это. — Инспектор Спенс задумался. — Такие к себе не очень располагают. Какой-то весь дерганый. В глаза не смотрит. Глядит как бы исподлобья, украдкой. В общем, для присяжных хуже не придумаешь. То пресмыкается да жмется от страха, то вдруг давай храбриться да буянить. Но все как-то не так. — Он сделал паузу и доверительно добавил: — На самом деле тихоня тихоней. У меня двоюродный брат был такой. Приключится какая-нибудь неурядица — он таких небылиц наплетет, что никто в жизни не поверит.

— Похоже, этот Джеймс Бентли не очень привлекательный тип.

— Да где уж… Такие мало кому по нраву. Но чтобы его за это повесили — тут я против.

— Думаете, повесят?

— А то нет? Ну подаст его адвокат апелляцию, так ведь основания для нее совсем хлипкие, уцепится разве за какую-то формальность, но, боюсь, толку от этого не будет.

— А адвокат у него был хороший?