Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

«Да, друг, самый первый в этой стране — и самый дорогой! Правду сказать, он частенько доводил меня до белого каления. Что было, то было. Но разве теперь я вспоминаю это? Нет. Я вспоминаю лишь, как он, озадаченный, с восхищением следил за мной, как, разинув рот, дивился моим талантам — я легко вводил его в заблуждение, не произнося при этом ни слова лжи, и как же он бывал ошарашен, как немыслимо потрясен, когда наконец доходил до истины, ясной мне с самого начала. Се cher, cher ami![148] Мне всегда хотелось блеснуть, сразить наповал — водится за мной такая слабость. Гастингс никогда не мог этого понять. Между тем человеку моих способностей помнить свою истинную цену просто необходимо — а для этого нужны стимулы извне. Не могу же я, в самом деле, сидеть целый день в кресле и размышлять о том, до чего я талантлив. Медоточивые речи я должен слышать из чьих-то уст. Впору заводить — как это называется в театре? — наемных обожателей».

Эркюль Пуаро вздохнул. Он повернул на Шафтсбери-авеню[149].

Перейти улицу, добраться до Лестер-сквер[150] и провести вечер в кино? Чуть нахмурившись, он покачал головой. Кино все чаще вызывало у него глухое раздражение. Сюжет почти всегда сметан на живую нитку, логики развития нет и в помине, даже съемки, от которых кое-кто приходит в умиление, Эркюлю Пуаро обычно казались надуманными: операторы будто специально выбирают такой ракурс, чтобы виды, пейзажи и отдельные предметы выглядели решительно не так, как в действительности.

Вообще вся нынешняя жизнь — это сплошной театр, богема. Куда девались любовь к порядку, торжество разума, ценимые им столь высоко? А уж чтобы кто-то восхищался изысканностью, тонкостью — куда там! Нынче в моде насилие, первобытная жестокость. Впрочем, этого и раньше хватало — Пуаро, как бывший офицер полиции, был сыт жестокостью по горло. В свое время он этой первобытной жестокости нагляделся… Она была скорее правилом, чем исключением. И просто утомляла его своим убожеством и бессмысленностью.

В конце концов Пуаро направился в сторону дома. Надо посмотреть правде в глаза — в современную жизнь он просто не вписывается. С другой стороны, он такой же раб, как все, на более высоком уровне, но все равно раб. Его, как и всех остальных, закабалила работа. И когда настает час досуга, люди просто не знают, как им распорядиться. Отставной финансист берет в руки клюшку для гольфа, бывший лавочник сажает в огороде лук, я нахожу удовольствие в еде. Вот и пришли к тому, от чего ушли. Человек ест только три раза в день. А чем заполнить промежутки?

Проходя мимо продавца газет, он обратил внимание на заголовок:

СУД ВЫНОСИТ ПРИГОВОР УБИЙЦЕ МИССИС МАКГИНТИ

Статья его не заинтересовала. Он смутно припомнил, что читал заметочку об этом убийстве. Убийство, каким несть числа. Какую-то бедную старушку стукнули по голове и украли несколько фунтов. Бессмысленная первобытная жестокость — что и требовалось доказать.

Пуаро свернул во двор своего дома. Как всегда, сердце его одобрительно застучало. Своим домом он гордился. Замечательно симметричное здание. На лифте он поднялся на третий этаж и оказался перед своей просторной роскошной квартирой: выключатели, абажуры, торшеры отделаны металлом, квадратные кресла, строгие прямоугольные квадратные шкафчики и тумбочки. Линии сплошь прямые и четкие, порядок воистину образцовый.

Открыв ключом дверь, он вошел в квадратную белую прихожую; тотчас бесшумно возник слуга Джордж.

— Добрый вечер, сэр. Вас ожидает… джентльмен.

Он ловко снял пальто с плеч Пуаро.

— В самом деле? — Легкая пауза перед словом «джентльмен» не прошла для Пуаро незамеченной. По части снобизма с Джорджем мало кто мог сравниться. — Как его зовут?

— Некий мистер Спенс, сэр.

— Спенс. — В первую минуту это имя ничего не сказало Пуаро. Но он знал — должно было сказать.

Задержавшись на миг перед зеркалом — поправить усы, довести их до полного совершенства, — Пуаро открыл дверь и вошел в гостиную. Мужчина, сидевший в одном из больших квадратных кресел, поднялся ему навстречу.

— Здравствуйте, мосье Пуаро, надеюсь, вы меня помните. Давненько дело было… Полицейский инспектор Спенс.

— Ну, разумеется. — Пуаро сердечно пожал гостю руку.

Инспектор Спенс из полиции Килчестера. Им тогда здорово пришлось поломать голову… Когда же это было? Давненько, как сказал Спенс…

Пуаро радушно предложил гостю выпить:

— Grenadine? Creme de menthe? Benedictine? Creme de cacao?..[151]

В эту минуту вошел Джордж, он принес на подносе бутылку виски и сифон.

— Может быть, сэр, вы предпочитаете пиво? — пробурчал он, обращаясь к гостю.

Инспектор Спенс, человек с крупным красноватым лицом, заметно оживился.

— От пива не откажусь, — сказал он.

Пуаро в очередной раз мысленно снял шляпу перед Джорджем. Сам он понятия не имел, что в доме есть пиво, и вообще в его сознании плохо укладывалось, как можно предпочесть этот напиток сладкому ликеру.

Когда Джордж поставил перед Спенсом высокую кружку с шапкой пены, Пуаро налил себе крошечную порцию изумрудного creme de menthe.