Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— Да говорить-то нечего. Так, одни слезы. Он был младшим служащим. Я против него ничего не имел. Вроде бы вполне порядочный парень, совестливый и вообще… Но в торговле — как свинья в апельсинах. Если надо протолкнуть товар — тут он просто пасовал. А в нашей работе без этого никак. К нам приходит клиент и просит продать его дом — и мы обязаны его продать! А если клиент хочет купить дом, мы обязаны его купить. И если дом в уединенном месте, без удобств — мы налегаем на то, что он старинный, и на этом ставим точку, и никаких разговоров про водопровод! А если дом смотрит прямо на химический завод, мы рекламируем удобства, а о пейзаже — ни слова! Наша задача — сбыть клиенту товар. Любыми путями и средствами. «Мадам, мы вам рекомендуем заключить сделку немедленно. Этим домом заинтересовался один член парламента — очень заинтересовался. Сегодня после обеда он приедет смотреть его еще раз». На члена парламента покупаются почти все — это очень изящный ход. Срабатывает, сам не знаю почему! Ведь члены парламента всегда живут в своих избирательных округах. Видимо, эти слова просто ласкают слух. — Он внезапно засмеялся, показав сверкающую вставную челюсть. — Психология — вот что это такое. Чистая психология.

Пуаро ухватился за это слово:

— Психология. Как вы правы! Вижу, вы хорошо разбираетесь в людях.

— Пожалуй, неплохо. Пожалуй, неплохо, — скромно подтвердил мистер Скаттл.

— Поэтому хочу спросить вас еще раз: что вы думаете о Джеймсе Бентли? Между нами — строго между нами, — вы считаете, что он убил эту старушку?

Скаттл пристально посмотрел на Пуаро:

— Конечно.

— И вы считаете, что для него это было делом естественным — с точки зрения психологии?

— Ну… если ставить вопрос так… не совсем. Я бы сказал, что он не из тех, кто на такое способен. Мое мнение: он просто свихнулся. Если с этой стороны поглядеть, все сходится. С головой у него всегда было слабовато, а тут еще остался без работы, переживания и все такое — вот и переступил черту.

— А вы его уволили… никакой особой причины не было?

Скаттл покачал головой:

— Неудачное время года. Сотрудники были недогружены. Мы решили уволить самого некомпетентного. Им оказался Бентли. Полагаю, в нашем деле он был бы таким всегда. Я дал ему нормальные рекомендации. Но другую работу он так и не нашел. Тусклый он какой-то, неживой. Людям это не нравится.

«Все поют одну песню, — думал Пуаро, выходя из кабинета. — Джеймс Бентли производил на людей плохое впечатление. Но ведь не все же убийцы — буки». Пуаро порылся в памяти — а часто ли ему попадались убийцы-симпатяги? Да, весьма часто.

2

— Ничего, если я подсяду к вам на минутку?

Пуаро, уютно устроившийся за маленьким столиком в «Синей кошке», вздрогнув, поднял голову от меню. В «Синей кошке», где стены из дуба по старой европейской традиции сочетались с освинцованными оконными стеклами, было довольно темно, но севшая напротив молодая женщина была настолько яркой, что этого не мог скрыть полумрак.

У нее были вызывающе золотистые волосы, костюм-комбинезон цвета электрик. И кажется, совсем недавно он эту женщину где-то видел.

Она продолжала:

— Видите ли, я случайно услышала, о чем вы говорили с мистером Скаттлом.

Пуаро кивнул. В компании «Бритер и Скаттл» он сразу сообразил, что перегородки скрывают тебя от посторонних глаз, но никак не от ушей. Его это ничуть не беспокоило — он ведь жаждал рекламы.

— Вы стучали на машинке, — вспомнил он, — справа от последнего окна, в глубине комнаты.

Теперь кивнула она. Лицо ее осветилось приветливой белозубой улыбкой. Пышущая здоровьем, полногрудая молодая женщина, — с удовольствием отметил Пуаро про себя. Года тридцать три или тридцать четыре, от природы брюнетка, но не из тех, кто идет у природы на поводу.

— Насчет мистера Бентли, — уточнила она.

— Что именно?

— Он собирается подать апелляцию? Значит, в деле появились новые факты? Я так рада! Я просто не могла… не могла поверить, что он совершил такое.

Пуаро повел бровями.

— То есть вы с самого начала считали, что он невиновен, — медленно сказал он.

— Именно, что с начала. Думала, какая-то ошибка. Но улики… — Она остановилась.

— Что же улики? — спросил Пуаро.

— Получалось, кроме него, это никто не мог сделать. Я решила, может, у него просто ум за разум зашел.

— А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?

— Как будто нет. Чудной — это что-то другое. Застенчивый, неловкий — вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.

Пуаро взглянул на незнакомку. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. С лихвой хватит и на двоих.

— Он вам нравился? — спросил он.

Она вспыхнула:

— Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним подсмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле — начитанный.

— Понятно, начитанный.

— По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.

Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.