Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

Он медленно зашагал в гору, к Лонг-Медоуз. Будем надеяться, что консервы из вздувшейся банки и заляпанная кровью фасоль, как и намечалось, съедены на обед, а не оставлены ему на ужин. Впрочем, возможно, сомнительных консервов у миссис Саммерхэй хватает. Да, жизнь в Лонг-Медоуз чревата опасностями.

В целом день ничего, кроме разочарования, не принес.

Что все-таки удалось выяснить?

Что у Джеймса Бентли есть друг. Что врагов ни у него, ни у миссис Макгинти не было. Что миссис Макгинти за два дня до убийства была чем-то возбуждена и купила бутылочку чернил…

Пуаро остановился как вкопанный… А ведь это факт, пусть крошечный, но все-таки факт!

Он безо всякой задней мысли спросил, зачем миссис Макгинти могли понадобиться чернила, а миссис Толк на полном серьезе ответила: видимо, чтобы написать письмо…

Тут крылось что-то важное, и это важное он чуть не проморгал по простой причине: для него, как и для большинства людей, писать письма — занятие вполне обыкновенное.

Другое дело — миссис Макгинти. За письма она садилась так редко, что пришлось специально идти в магазин покупать чернила.

Значит, любительницей писать письма миссис Макгинти не была. Миссис Толк, работница почты, прекрасно это знала, и вот за два дня до смерти миссис Макгинти написала письмо. Кому? Зачем?

Возможно, ничего за этим и не стоит. Могла написать племяннице, какой-то уехавшей подруге. Придавать такое значение простой бутылке чернил — нелепость.

Но другой ниточки у него не было, придется вытягивать эту.

Бутылочка чернил…

Глава 8

1

— Письмо? — Бесси Берч покачала головой. — Нет, никакого письма от тетушки я не получала. О чем она стала бы мне писать?

Пуаро предположил:

— Может, она хотела вас о чем-то известить?

— Тетушка была не из тех, кто любит писать. Ей ведь было уже под семьдесят, а в молодости она особого образования не получила.

— Но читать и писать умела?

— Да, конечно. Но до чтения не большая охотница была, хотя все-таки уважала и «Ньюс ов зи уорлд»[163], и «Санди компэниэн»[164]. А писать — это ей всегда давалось с трудом. Если ей надо было что-то мне передать: чтобы мы к ней не приезжали или что она не приедет к нам, — она обычно звонила мистеру Бенсону — аптекарю по соседству — и передавала через него. Он в таких делах человек любезный, услужливый. Район один и тот же, так что звонок стоит всего два пенса. В Бродхинни на почте стоит телефонная будка.

Пуаро кивнул. Разумеется, два пенса — это меньше, чем два с половиной. В портрете миссис Макгинти, который он для себя уже нарисовал, бережливость и прижимистость выделялись довольно заметно. Да, деньги старушка любила.

Мягко, но настойчиво он продолжал:

— Но иногда тетя вам все-таки писала?

— Ну, открытки на Рождество.

— Может быть, в других частях Англии у нее были подруги, которым она писала?

— Про это не знаю. Была у нее золовка, но два года назад она умерла, была еще такая миссис Бердлип — но и эту прибрал Господь.

— Значит, если она кому-то писала, то, скорее всего, в ответ на полученное письмо?

Бесси Берч снова засомневалась:

— Не представляю, кто мог бы ей написать… Впрочем, — лицо ее озарила догадка, — мы ведь забыли о властях.

Пуаро согласился — нынче послания от лиц, которых Бесси огульно окрестила «властями», были скорее правилом, нежели исключением.

— И пристают обычно со всякой ерундой, — развивала свою мысль миссис Берч. — То им какие-то бланки заполняй, то отвечай на нелепые вопросы, какие порядочным людям и задавать неприлично.

— Значит, миссис Макгинти могла получить какое-то послание от властей, на которое ей пришлось отвечать?

— Если бы она что-то такое и получила, она бы привезла это Джо, чтобы он ей помог. Когда приходили такие бумажки, она, бедняжка, всегда страшно волновалась, суетилась и без Джо ничего не решала.

— А не помните, среди ее личных вещей какие-нибудь письма были?

— Точно не скажу. Кажется, не было. Но вообще-то сначала все там обшарила полиция. Только потом мне позволили запаковать ее вещи и забрать их.

— И что с ними стало?

— Вон стоит ее комод — добротное красное дерево, — наверху шкаф, кое-какая кухонная утварь, неплохая. Остальное мы продали — негде держать.

— Я имел в виду ее личные вещи, — уточнил Пуаро. — Ну, скажем, щетки, гребни, фотографии, всякие безделушки, одежда…

— Ах это. По правде говоря, я все это запаковала в чемодан, он так и стоит наверху. Не знаю, что со всем этим делать. Думала, одежду отнесу на Рождество на распродажу, да забыла. А идти на поклон к старьевщикам душа не лежит — уж больно мерзкая публика.

— Простите, а вы не позволите мне ознакомиться с содержимым этого чемодана?

— Отчего же, пожалуйста. Хотя едва ли вы там найдете что-то для вас полезное. Ведь полиция его уже переворошила.

— Да, знаю. И все же…

Миссис Берч, не тратя лишних слов, отвела его в крохотную спальню, в которой, как понял Пуаро, хозяева понемногу портняжничали. Она вытащила из-под кровати чемодан и сказала:

— Вот, пожалуйста, а я, извините, побегу, а то, чего доброго, жаркое подгорит.