Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник)

Но что озадачило Ренисенб, так это выражение лица Нофрет, – озадачило и испугало. Никакой злобы. Глаза явно светились торжеством, а губы растянулись в довольной улыбке, так что она снова стала похожа на кошку.

– Спасибо, Кайт, – сказала Нофрет и вошла в дом.

III

Тихонько напевая, Нофрет прикрыла глаза, потом позвала Хенет.

Та прибежала, остановилась и испуганно вскрикнула. Нофрет оборвала ее причитания:

– Приведи ко мне Камени. Скажи, пусть возьмет палочки для письма, чернила и папирус. Нужно написать письмо хозяину.

Взгляд Хенет был прикован к щеке Нофрет.

– Хозяину… понимаю…

Помолчав, она спросила:

– Кто сделал… это?

– Кайт, – ответила Нофрет и мечтательно улыбнулась.

Хенет покачала головой и прищелкнула языком:

– Очень плохо… очень плохо… Конечно, хозяин должен об этом знать. – Она покосилась на Нофрет. – Да, Имхотеп должен знать.

– Мы с тобой, Хенет, думаем одинаково, – вкрадчиво сказала Нофрет. – И должны быть заодно.

Она отцепила от своего платья оправленный в золото аметист и вложила в руку Хенет.

– Только мы с тобой, Хенет, всей душой радеем о благополучии Имхотепа.

– Я этого не заслужила, Нофрет… Ты слишком щедра… Такая искусная вещица…

– Мы с Имхотепом ценим преданность.

Нофрет улыбалась, по-кошачьи прищурившись.

– Позови Камени, – повторила она. – И приходи вместе с ним. Ты и он – свидетели того, что случилось.

Пришел Камени. Он был хмурый, и ему все это явно не нравилось.

– Ты помнишь указания Имхотепа, которые тот дал перед отъездом? – надменно спросила Нофрет.

– Да, – ответил Камени.

– Время пришло, – сказала Нофрет. – Садись, бери чернила и записывай то, что я буду говорить. – Видя, что Камени все еще колеблется, она нетерпеливо прибавила: – Ты будешь писать то, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами, а мои слова подтвердит Хенет. Письмо должно быть отправлено втайне, и как можно скорее.

– Мне не нравится… – начал Камени.

– У меня нет жалоб на Ренисенб, – перебила его Нофрет. – Она безвольная, слабая и глупая, но она не пыталась меня обижать. Ты доволен?

Бронзовое лицо Камени вспыхнуло:

– Я не думал об этом…

– А мне кажется, думал, – спокойно возразила Нофрет. – А теперь делай то, что тебе было приказано, – пиши.

– Да, пиши, – поддакнула Хенет. – Я так расстроена всем этим, ужасно расстроена. Конечно, Имхотеп должен знать. Так будет правильно. Это неприятное известие, но мы должны исполнить свой долг. Я всегда так считала.

Нофрет тихо рассмеялась:

– Не сомневаюсь, Хенет. Ты исполнишь свой долг! А Камени – свои обязанности. А я… я буду делать то, что захочу.

Но Камени все еще колебался. Его лицо было угрюмым – почти сердитым.

– Мне это не нравится, – заявил он. – Нофрет, ты бы лучше не торопилась, а сначала подумала.

– Не тебе мне об этом говорить!

Камени вспыхнул. Он старательно отводил взгляд, но лицо его оставалось мрачным.

– Будь осторожен, Камени, – вкрадчиво произнесла Нофрет. – Я имею большое влияние на Имхотепа. Он прислушивается к моему мнению. До сих пор он был доволен тобой… – Она многозначительно умолкла.

– Ты мне угрожаешь, Нофрет?

– Возможно.

Секунду или две он с гневом смотрел на нее, потом опустил голову.

– Я сделаю то, что ты велишь, Нофрет, но думаю… да, я думаю… что ты об этом пожалеешь.

– Ты мне угрожаешь, Камени?

– Я тебя предупреждаю…

Глава 8 Второй месяц зимы, 10-й день

I

Шли дни, похожие друг на друга. Ренисенб порой казалось, что она живет во сне.

Женщина больше не предпринимала робких попыток подружиться с Нофрет. Теперь она ее боялась. В Нофрет было что-то такое, чего Ренисенб не могла понять.

После происшествия во дворе Нофрет изменилась. Самодовольство и торжество, проступавшие в ее манерах, были непостижимы для Ренисенб. Иногда ей казалось, что представление о Нофрет как о глубоко несчастном человеке – это глупое заблуждение. Наложница казалась довольной жизнью, собой и окружающей обстановкой.

А вот окружающая обстановка явно изменилась к худшему. Ренисенб считала, что после отъезда Имхотепа Нофрет намеренно сеяла семена раздора между членами семьи хозяина. Теперь же семья сплотилась в борьбе против чужака. Сатипи и Кайт больше не ссорились, а Сатипи перестала бранить несчастного Яхмоса. Себек притих и меньше хвастался. Ипи реже дерзил братьям или проявлял непослушание. В семье словно воцарилось согласие, но это согласие не принесло Ренисенб душевного покоя – рука об руку с этим согласием шла странная, неугасимая, подспудная неприязнь к Нофрет.

Две женщины, Сатипи и Кайт, больше не ссорились с нею – они ее избегали. Никогда не заговаривали с ней, а при ее появлении собирали детей и уходили в другое место. В доме начали происходить странные вещи – мелочи, но неприятные. Одно из льняных платьев Нофрет было прожжено утюгом, а на другое случайно пролили краску. В ее одежде попадались острые колючки, а под кроватью как-то раз обнаружился скорпион. Еда, которую ей подавали, была пересоленной – или вовсе несоленой. Однажды в ее хлебе нашли дохлую мышь.