Багдадская встреча. Смерть приходит в конце

– Но ты как-то сказал, – возразила Ренисенб, – что люди не меняются. А теперь признаешь, что Сатипи изменилась.

Хори улыбнулся:

– Тебе бы выступать в суде номарха… Нет, Ренисенб, я не отказываюсь от своих слов – люди всегда остаются сами собой. Сатипи, подобно Себеку, была храброй только на словах. Да, она могла перейти от слов к действиям… но мне кажется, что она была из тех людей, которые не наделены воображением и не видят дальше своего носа. До того самого дня ей было нечего бояться. А когда пришел страх, то он застал ее врасплох. Она узнала, что мужество – это способность противостоять непредвиденному… и что этого мужества у нее нет.

– Когда пришел страх… – прошептала Ренисенб. – Да, именно страх – вот что поселилось среди нас после смерти Нофрет. Он проступил на лице Сатипи, чтобы все видели. И он смотрел на меня из ее глаз, когда Сатипи умирала… когда произнесла «Нофрет»… Как будто увидела…

Ренисенб умолкла и повернулась к Хори; в ее широко раскрытых глазах застыл вопрос.

– Хори, что она увидела? Там, на тропе? Мы ничего не видели. Там ничего не было.

– Для нас – не было.

– А для нее? Может, она увидела Нофрет… Нофрет, которая пришла отомстить? Но ведь та мертва и замурована в гробнице. Тогда что она видела?

– Картину, которую нарисовало ей воображение.

– Ты уверен? Потому что, если…

– Что, Ренисенб?

– Хори… – Женщина протянула руку. – Теперь все закончилось? Когда Сатипи мертва? Все правда закончилось?

Он сжал ее ладонь обеими руками, успокаивая.

– Да-да, Ренисенб, конечно. По крайней мере, тебе не нужно бояться.

– Но Иса говорит, что Нофрет меня ненавидела… – прошептала Ренисенб.

– Нофрет ненавидела тебя?

– Так говорит Иса.

– Нофрет умела ненавидеть. Иногда мне кажется, что она ненавидела всех в этом доме. Но ведь ты не сделала ей ничего плохого.

– Нет… нет, не сделала.

– И поэтому, Ренисенб, у тебя в мыслях нет ничего такого, от чего может помрачиться твой разум.

– Ты хочешь сказать, Хори, что если б я шла по этой тропе одна… на закате… в тот же час, когда умерла Нофрет… и повернула бы голову… то ничего бы не увидела? Мне ничего не угрожало бы?

– Ты была бы в безопасности, Ренисенб, потому что, если б ты пошла по тропе, я шел бы рядом и охранял тебя.

Но Ренисенб нахмурилась и покачала головой:

– Нет, Хори, я пойду одна.

– Но зачем, моя маленькая Ренисенб? Разве ты не будешь бояться?

– Да, – кивнула она. – Наверное, мне будет страшно. Но это все равно нужно сделать. В доме все дрожат и трясутся, бегают в храмы, чтобы купить амулеты, и кричат, что нельзя ходить по этой тропе на закате солнца. Но потерять равновесие и упасть Сатипи заставила вовсе не магия… это был страх… и причина страха – зло, которое она причинила. Потому что нельзя отнимать жизнь у того, кто молод и силен, у того, кто радуется жизни. Но я не сделала ничего дурного, и даже если Нофрет меня ненавидела, ее ненависть не может мне навредить. Я в это верю. Кроме того, лучше умереть, чем жить в вечном страхе… поэтому я преодолею страх.

– Храбрые слова, Ренисенб.

– Возможно, они гораздо храбрее моих чувств, Хори. – Она улыбнулась и встала. – Но говорить их было приятно.

Управляющий тоже встал и шагнул к ней.

– Я запомню эти твои слова, Ренисенб. И то, как ты гордо вскидывала голову, когда произносила их. Они говорят о храбрости и искренности, которые – я всегда знал – живут в твоем сердце.

Он взял ее за руку:

– Смотри, Ренисенб. Взгляни отсюда через долину на Реку и земли за ней. Это Египет, наша земля. Разоренная многолетней войной и раздорами, разделенная на мелкие царства, но теперь… очень скоро… она объединится и станет одной страной… Верхний и Нижний Египет снова сольются и… я надеюсь и верю, что возродится былое величие! И тогда Египту понадобятся отважные и искренние мужчины и женщины – вроде тебя, Ренисенб. Не такие мужчины, как Имхотеп, которых заботит только личная выгода; не такие, как Себек, ленивые и хвастливые; не такие мальчишки, как Ипи, который думает только о себе; и даже не такие добросовестные и честные сыновья, как Яхмос. Сидя здесь среди – в буквальном смысле – мертвых, подсчитывая прибыли и убытки, составляя счета, я стал понимать, что прибыль не всегда можно исчислить богатством, а убыток может быть серьезнее, чем гибель урожая… Я смотрю на Реку и вижу источник жизненной силы Египта, который существовал до нас и будет существовать после нашей смерти… Жизнь и смерть, Ренисенб, не имеют такого уж большого значения. Я – всего лишь Хори, управляющий имением Имхотепа, но когда я смотрю на Египет, меня охватывает покой… да, и еще радость. И я не согласился бы поменяться местами даже с наместником. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Ренисенб?

– Думаю, да, Хори. Хотя и не совсем. Ты не такой, как те люди, внизу… я давно это поняла. Иногда тут, рядом с тобою, мне кажется, что я чувствую то же самое… но смутно… не очень отчетливо. Однако я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда я здесь, все происходящее там, внизу, – она махнула рукой в сторону дома, – больше не имеет значения. Ссоры, ненависть, непрестанный шум и суета… Сюда я убегаю от всего этого.