Багдадская встреча. Смерть приходит в конце

Может, ей нужен Хей? Но Хей умер, и его не вернешь. Она сказала себе: «Я больше не буду думать о Хее. Что толку? Все закончилось».

Потом она заметила еще одну одинокую фигуру, наблюдавшую за баркой, которая направлялась в Фивы, и что-то в этой застывшей фигуре потрясло Ренисенб, хотя она и узнала Нофрет.

Нофрет, смотрящая на Нил. Одинокая Нофрет. Задумчивая Нофрет… Интересно, о чем она думает?

Ренисенб вдруг с удивлением осознала, как мало все они знают о Нофрет. Ее воспринимали как врага – чужака, – не проявляя ни интереса, ни любопытства к ее прежней жизни.

Наверное, Нофрет здесь страдает в одиночестве, подумала Ренисенб, без друзей, окруженная только людьми, которые ее ненавидят…

Она медленно подошла к отцовской наложнице и остановилась рядом с нею. Нофрет на мгновение повернула голову, а затем снова устремила взгляд на Нил. Лицо ее ничего не выражало.

– На Реке много лодок, – робко заметила Ренисенб.

– Да.

– Там, откуда ты приехала, тоже так? – продолжила Ренисенб, повинуясь безотчетному порыву.

Нофрет с горечью рассмеялась.

– Совсем не так. Мой отец – торговец из Мемфиса. В Мемфисе весело и интересно. Музыка, песни, танцы… И мой отец много путешествует. Я была с ним в Сирии – в Библе, за Носом Газели. Я плавала с ним в большой лодке по открытой воде.

Она произнесла это с гордостью и воодушевлением.

Ренисенб стояла неподвижно; в ее душе постепенно росли интерес и понимание.

– Должно быть, здесь тебе очень скучно, – медленно проговорила она.

Нофрет только рассмеялась в ответ.

– Здесь нет жизни… ничего нет… кроме пахоты и сева, жатвы и покоса… разговоров об урожае… и споров о ценах на лен.

Ренисенб искоса смотрела на Нофрет, сражаясь с непривычными мыслями. И вдруг почувствовала, что от женщины до нее словно дошла громадная волна гнева, страданий и отчаяния.

«Она такая же молодая, как я, даже моложе, – подумала Ренисенб. – И она наложница у старика, заботливого, доброго, но довольно странного старика, моего отца…»

Что она, Ренисенб, знает о Нофрет? Совсем ничего. Что ответил вчера Хори на ее слова: «Она красивая, жестокая и плохая»? «Какой же ты еще ребенок, Ренисенб» – вот что он сказал. Теперь женщина поняла, что он имел в виду. Эти ее слова ничего не значат – непозволительно с такой легкостью судить о человеке. Какая печаль, какая горечь, какое отчаяние кроются за жестокой улыбкой Нофрет? Что сделала Ренисенб – и все они, – чтобы Нофрет чувствовала себя желанным гостем в доме?

Ее неуверенные слова прозвучали наивно, по-детски:

– Ты нас всех ненавидишь… я понимаю почему… мы не были добры к тебе… но теперь… еще не поздно. Разве мы с тобой, Нофрет… разве мы не можем стать друг другу сестрами? Ты теперь далеко от всего, что тебе знакомо… одинокая… позволь мне помочь?

Она умолкла, не зная, что еще сказать.

Нофрет медленно повернулась. Минуту или две ее лицо оставалось бесстрастным – Ренисенб подумала, что у нее даже смягчился взгляд. В тишине и покое раннего утра, с необычно чистым воздухом, Ренисенб показалось, что Нофрет колеблется, словно ее слова пробили последнюю защитную стену, за которой скрывалась неуверенность.

Это был странный момент, который Ренисенб потом не раз вспоминала…

Затем лицо Нофрет стало медленно меняться. На нем проступила злоба, глаза загорелись. Жгучая ненависть в ее взгляде заставила Ренисенб попятиться.

– Уходи, – низким, дрожащим от ярости голосом сказала Нофрет. – Мне ничего от вас не нужно. Безмозглые тупицы, вот кто вы такие, все без исключения…

Она умолкла, постояла секунду, затем резко повернулась и решительно зашагала к дому.

Ренисенб медленно двинулась вслед за ней. Странно, но слова Нофрет ничуть ее не разозлили. Только позволили заглянуть в черную бездну ненависти и страдания – нечто совершенно незнакомое. В голове у нее была только одна, но неотвязная, сбивавшая с толку мысль: должно быть, очень страшно пребывать во власти подобных чувств.

II

Когда Нофрет, миновав ворота, шла через двор, ей прямо под ноги выскочила маленькая дочь Кайт, догонявшая мяч.

Нофрет сердито оттолкнула ребенка – с такой силой, что девочка растянулась на земле. Услышав плач, Ренисенб бросилась к ребенку, подхватила на руки и возмущенно сказала:

– Зачем ты это сделала, Нофрет? Видишь, ей же больно. Она разбила подбородок.

Нофрет громко рассмеялась.

– Значит, я должна все время следить, чтобы у меня под ногами не путались эти избалованные дети? Почему? Разве их матерей так заботят мои чувства?

На плач дочери из дома выбежала Кайт. Она бросилась к девочке и осмотрела царапину на лице. Потом повернулась к Нофрет:

– Злая, ядовитая змея! Погоди, мы еще с тобой рассчитаемся за все!

Она размахнулась и со всей силы ударила Нофрет по лицу. Ренисенб вскрикнула и перехватила руку Кайт, прежде чем та успела нанести второй удар.

– Кайт, Кайт, ты не должна так себя вести!

– Кто это сказал? Пусть Нофрет на себя посмотрит. Она здесь одна, а нас много.

Нофрет не шевелилась. На ее щеке пылал отпечаток руки Кайт. У самого глаза браслет порезал кожу, и по лицу стекала тоненькая струйка крови.