Багдадский Вор

– Я ужасно сожалею, – сказал он, – но мне придется вас покинуть. Видите ли, несколько минут назад этот достойный человек, – указав на имама в зеленом тюрбане, того самого имама, который послал его в это приключение в поисках жизненного счастья, – соединил Зобейду и меня священными узами брака. А теперь, с разрешения всех вас или без него, мы отправляемся в медовый месяц. – Он повернулся к волшебному ковру. – Лети! – приказал он. – Лети, о ковер!

– Куда? – спросил халиф.

– К луне! К земле счастья, смеха, сладости, любви и маленьких детей!

– Заглядывайте ко мне по дороге, – закричал принц Персии, его сердце потеплело от щедрости, когда ковер взмыл в воздух. – И я приготовлю для вас такой праздник, который войдет в историю!

– Навещайте меня в Пури! – закричал принц Индии, стараясь превзойти перса в щедрости и вытянув шею, когда ковер поднялся еще выше. – И я познакомлю вас с моей божественной кузиной, богиней Дургой!

Но Ахмед, который заслужил свое счастье, как подобает всякому, не ответил. Он помахал левой рукой – правая рука все еще лежала на талии Зобейды, – и летающий ковер унес их из дворца, из сада, из Багдада высоко в воздух, к луне, в их свадебное путешествие, где с ними произойдет множество фантастических и необычных приключений.

«Но это, – гласит древняя арабская рукопись, – совсем другая история».

Во имя Аллаха!

Глава I. Ди-Ди

На мгновение взгляд барона Адриена де Рубе, одетого в легкий шотландский твидовый костюм с изысканной бутоньеркой у воротника, прекрасно подчеркивающий представительные формы тела, держащего в руке трость с золотой ручкой, укрывшего голову шлемом из пробкового дерева, бросавшим большую черную тень на выпуклый лоб и на воинственный хищный нос, курящего турецкую сигарету с вензелем, которая была вставлена в нефритовый мундштук длиною почти в десять сантиметров, чей кончик находился возле его рыжих усов, – барона, который прогуливался своей высокомерной, надменной легкой походкой вдоль главной улицы – зловонной, смердящей болезнями в городе на побережье Западной Африки, как будто он находился в своем родном Брюсселе и шел с фондовой биржи в кафе или из пахнущего сигарами, обшитого красным деревом дома, созданного в неоготическом стиле, на улице Ван Артевельде, – итак, на мгновение взгляд барона Адриена де Рубе упал на Махмуда Али Дауда, который приобрел привычку к самоконтролю, выработанную особыми тренировками на протяжении всей жизни.

– Алла Карим! – пробормотал араб себе под нос, быстро прищелкивая худыми, загорелыми пальцами, чтобы отогнать горбатого джинна несчастья.

Не то чтобы он считался суеверным человеком, но, будучи мусульманином, он прослыл по-настоящему иезуитским противником в духовных и мирских делах. С одной стороны, он не верил ни в джиннов, ни в это щелканье пальцами ради защиты от них, а с другой стороны, он не видел ничего плохого в том, чтобы быть осторожным.

– Доброе утро, барон. – Араб говорил на безупречном французском.

– А-а, да, доброе утро, – последовал небрежный ответ.

Это было полной противоположностью дружескому рвению. Небрежность тоже была своего рода способом легкого самовыражения во время прогулки, так как барону приходилось усердно переносить вес на левую ногу, в то время как правая нога едва касалась земли, и делать вид, что он не замечал Махмуда Али Дауда, пока тот не обратился к нему. Как будто барону было трудно остановиться и поговорить!

Араб покраснел. Он судорожно сжал и разжал руки, которые почти непроизвольно пытались нащупать рукоять кинжала с широким лезвием, скрывавшего свою смертоносную душу в малиновых объемных складках ткани на талии. Казалось, его семитская гордость была задета. Оскорбительные слова застыли на его губах, но с большим усилием он загнал их обратно.

Бизнес! Он вспомнил слова Джеймса Донаки, своего сурового шотландско-американского партнера, его монотонные проповеди о том, что бизнес есть бизнес и не имеет значения, нравится ли тебе человек или нет. Бизнес требует твердой руки, расчетливого ума и правильных слов.

Махмуд Али Дауд сменил свой хмурый взгляд на улыбку.

– Когда вы прибыли, барон? – спросил он. – Я не имел ни малейшего понятия, что Верман уже в пункте назначения.

Он посмотрел на море, где сверкающие клинья солнца, проникая сквозь пальмовые листья, исчезали в волнах, словно золотая кисея. В открытом море не было ни единого судна, кроме того потрепанного норвежского грузового парохода, что пьяно склонился, сбросив оба якоря. Его образ мало напоминал кокетливый силуэт французской канонерки.

– Я не знал, что…

Глубокий смех барона перерос в грохочущие слова; он заявил, что флаг Вермана не появится на горизонте до конца следующей недели, не дав закончить вопрос.

– Мы оставили судно почти на тысячу километров севернее, внизу на побережье Марокко. Оно без конца разгружалось и нагружалось в каждом вонючем порту. Не будь таким нетерпеливым, Дауд. В чем дело? Ожидал какого-то важного письма? – продолжил барон.

– Нет. Но как вы…