Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора!

– Мне очень-очень-очень интересно, что же у вас вчера там было, что мой драгоценный муж и господин пришёл ко мне в таком виде? Пожалуйста, не заставляйте скромную женщину повторять дважды, а потом подавать ребёнку дурной пример членовредительства…

Вариантов не было, как и путей отступления или, что ещё хуже, попыток вооружённого мятежа с целью закидать богатыршу подушками и удрать от греха подальше. Лучше в Индию или сразу в Непал, а то и на левый берег Дона. Лев где-то читал, что «с Дона выдачи нет».

Ходжа тоже умел проигрывать, потому мысленно попросил о заступничестве святого Хызра и тихо произнёс:

– О благороднейшая и единственная жена нашего утомлённого друга, позволь поведать тебе длинную, но правдивую историю вчерашнего похода трёх мужчин, полную поучительнейших моментов и…

– Короче, где он напился?

– С нами. – Оболенский решительно встал рядом. – Прости, братан, умрём вместе…

– А почему вы в своей одежде, а мой в женской? Кто его переодел?

– Не мы.

– Я догадалась. – Толстая шея Ириды начала наливаться красным. – Но кто посмел такое сделать? Кто посмел снять с моего возлюбленного супруга его дивные полосатые штаны и надел эти пошлые розовые шальвары?!!

– Мамочка, а можно я их немножко убью, а потом они тебе всё расскажут?

– Нет, девочка моя, возьми камчу, иди на улицу, поиграй с мальчиками. – Аль-Дюбина поцеловала малышку и выпустила эту маленькую воительницу из палатки. – Продолжим, почтеннейшие…

– Э-э… мы думаем, его… изнасиловали!

– Вай мэ…

– Да, да. – Вдохновлённый собственным бредом, бывший помощник прокурора кинулся развивать идею: – Всё дело в том, что фараон Шехмет, полевой командир местного ОМОНа, пригнал в Бухару свою родню. Помните такую Далилу и её доченьку Зейнаб? Вот это она и…

– Зейнабка?! – взревела раненой тигрицей жена башмачника.

– Вообще-то фактов у нас нет, – осторожно ввинтился Насреддин, отодвигая друга. – Как говорится, Аллах знает лучше, но… С другой стороны, больше уж точно некому.

– Амударья, доченька моя, иди сюда, мы с тобой пойдём кое-кого убить!

Счастливая девочка попросила две минутки, чтобы довершить недетские разборки с уличными пацанами. Пока её мама лихорадочно искала старую кольчугу и большую дедушкину саблю, соучастники быстро уточняли детали…

– Мы не переборщили?

– Мы спасли друга, Лёва-джан!

– А если она её убьёт?

– То что? Тебе будет плохо? Да половина мусульманского мира только возрадуется!

– Но Ириду посадят.

– Это если поймают и докажут. Надо напомнить ей, чтобы не оставляла свидетелей…

– Ходжа, я так не могу…

– Присмотрите за домом, уважаемые. – Полностью снарядив себя, Ирида ещё раз проверила заточку старой дамасской сабли. – Мы скоро вернёмся, заставим съесть паранджу одну похитительницу чужих мужей – и сразу домой.

– И это правильно, клянусь Аллахом! – громко возвестил Ахмед, переворачиваясь на другой бок.

Все замерли. Похоже, башмачник тоже не сразу сообразил, что выдал себя, и ещё минуты три старательно сопел в две дырки на три мелодии.

– Папа не спит! – радостно взвизгнуло дитя. – Папа, вставай! Пойдём с нами, мама тоже хочет кого-то убить!

– Теперь мы тут точно лишние, – тихо шепнул Насреддин, и друзья умудрились исчезнуть в тот самый момент, когда пылающая Ирида подняла мужа под мышки, одёрнула на нём женское платье и начала задавать вопросы в лоб. Два ослика, не сговариваясь, подставили крепкие спины и унесли их от места семейной трагедии (драмы, комедии, фарса) резвой рысью в самое сердце пробуждающегося базара.

Глава 25

Иблис – это мусульманский дьявол, а не то, что вы подумали!

Самоучитель тюркского

А там уже вовсю шумели голоса, слышался смех и изумлённое «вай мэ-э», ибо обсуждались самые свежие новости, а ничего свежее пересказа о позоре старухи Далилы, висящей вверх ногами, на тот момент не было. Но самое главное, чёрт побери, что и это деяние народная молва, не спрашивая разрешения, самочинно приписала Ходже Насреддину! О Багдадском воре – Льве Оболенском – не упоминалось даже в сносках.

– И тогда этот ужасный Насреддин обесчестил пожилую женщину, повесив её за ногу за окном!

– А если бы за шею? Вай дод, как ей было бы неу-добно-о…

– Э-э! Зачем такое говоришь?! Я там был, я сам видел, он подвесил не её, а лишь её белые шальвары. И вся улица на них смотрела, люди даже думали, что в доме засели неверные, но решили сдаться, а другого белого флага не нашли…

– Зато потом он пошёл и обесчестил её дочь! Говорят, злодей был пьян и притворялся тощим, а когда невинная дева пошла за вином для лучшего возлежания, он надел её верхнее платье и скрылся, хихикая, словно безумец!

– Вах, ты же говорил «обесчестил»?!

– А она сама так кричала! Наверное, потому что хотела очень, приготовилась, налила, а он сбежал и ничего на ней не сделал. Сиди как дура неудовлетворённой, пей запрещённое вино, в одиночку греши против Шариата…

– Братан, а тебе, кажется, начинают приписывать не только мои подвиги, – хмыкнул Лев, на ходу избавляя от кошельков двух невежливых арабов, перегородивших дорогу своими нервными жеребцами.