Иногда Кэт даже казалось на миг, что она может напасть на своих тюремщиков и растерзать им лица ногтями. Но эти моменты жгучей ненависти быстро проходили, стоило вспомнить, как сильно и болезненно бородач выкручивал ей руки и вытаскивал из дома и обратно, чтобы Кэт выполняла их поручения. Грубые руки этого ублюдка словно оставили незаживающий ожог на ее запястьях.
С той самой ночи, как ее тюремщики постучали в окно, они не отходили от нее больше чем на метр.
«Они сказали, что не убьют, если будешь делать, что говорят».
Она пыталась поверить в обещания похитителей оставить ей жизнь, – и ненавидела себя. Кэт оказалась трусихой – после всего, что они сделали с ней и ее любимым мужчиной, она все равно следовала их указаниям до последней буквы. Все годы, что она избегала стресса и ответственности, постепенно возымели свое коварное влияние.
«У тебя нет выбора».
Она видела, что они могут сделать – и сделают – с любым, кто покажется угрозой… «угрозой чему?» Тому, чем они занимались. Безумным, отвратительным ритуалам на той ужасной ферме.
Человек, которым Кэт была перед той самой ночью, когда они отвезли ее на ферму Редстоун, погиб. Исчез. Им удалось сломать ее гораздо сильнее, чем всему, произошедшему в Лондоне, – теперь время, проведенное там, казалось смешным. Все эти драмы на работе, стажерки, бывший, расставания, увольнения, пьянство, слезы были такой чепухой.
Прежде Кэт не знала, что такое оказаться на самом дне. Прежде она не сталкивалась лицом к лицу с тем, что большинство людей не могло даже вообразить – настолько оно было ужасно. А она не просто воображала – Кэт заставили стать свидетельницей. Стоя на коленях в грязи и темноте, вдыхая вонь того сарая, она слышала каждый звук, поднимавшийся из самой земли.
Кэт снова испытала рвотные позывы и наклонилась над унитазом, задыхаясь.
Кто мог защититься от
«Очень много».
Скоро наступит ее очередь, непременно. Кэт не знала, как зовут этих двоих, ворвавшихся в ее дом и жизнь; она до тех пор никогда их не видела, но теперь узнала бы из миллиардов. Она видела и других – их подельников, соучастников в убийствах, не совершавшихся на этой земле уже тысячи лет. Кэт узнала бы и их, невзирая на красную краску на лицах.
К тому же она знала, кто стоит за ними и что они сделали со Стивом, и, скорее всего, не только с ним. Кэт определенно слишком много было известно. А теперь Хелен пропала, диски ее брата оказались у них в руках, и какая польза красным людям от Кэт после этого?
Умывшись и выйдя из туалета, она спросила у женщины в платке:
– Можно я пойду в свою комнату?
Та сузила глаза с выражением, теперь ставшим Кэт до омерзения знакомым, и кожа вокруг глазниц пошла морщинами, смялась, будто ткань. Она постоянно щурила глаза, такие же жесткие и холодные, как осколок кремня в старой жилистой руке; в них каждый миг горело подозрение и неуравновешенная дикость, которую Кэт замечала во всех красных.
– Не смей открывать окна, – ответила эта тварь хриплым прокуренным голосом, полностью лишенным сочувствия. – Даже не думай…
– Я знаю! Знаю.
– И дверь держи открытой, пока не заработаешь доверие.
Она села на кухонную табуретку, оставленную на пяточке напротив спальни Кэт три дня назад. Женщина следила за Кэт даже в ее спальне, даже когда та спала.
Внизу безмозглый бородач открыл холодильник, заимствуя у Кэт молоко. Закипал электрический чайник.
Теперь главным вопросом было: как они сделают
Тошнотворная тревога и ужас бесконечно сменяли друг друга, но все мысли Кэт снова и снова возвращались к одному и тому же вопросу: «Неужели, когда придет время, когда я перестану быть полезна, они разделают меня…
Она ни за что не поверила бы, что жизнь человека может так неузнаваемо измениться за столь короткое время и настолько кровавым образом без войны или катастрофы.
«О, Стив».
– Господи, нет, – Кэт зарылась лицом в подушку, заглушая боль и страстное желание бежать. Чтобы избежать того, что они сделали со Стивом, она с радостью побежала бы босыми ногами по стеклу и не остановилась бы.
Кэт закрыла глаза, и мучительные мысли вернули ее
С ее головы сорвали вонючий черный мешок, и моргающим глазам Кэт предстал сам ад – или, во всяком случае, его очень точная репродукция из почвы и дерева.
Длинные языки костра, огражденного тьмой, отражаясь, играли по укрытой спутанной соломой земле и грязным доскам стены. В щели между ними виднелся внешний мир, но его окутывала обсидиановая тьма.