Багряные скалы

За спиной забухали ботинки напарника. Дмитрий передернул затвор и пальнул в другого иорданца. Ответная пуля просвистела над головой. Он перекатился в сторону и добил обойму.

– Прикрываю! – донеслось сзади, характерно захлопали выстрелы Узи.

Дмитрий сунул новую обойму, вскочил и петляя помчался назад, миновав раскинувшего ноги товарища, отбежал еще с десяток метров, и выбрав глазами камень покрупнее снова сделал "пазацту".

К легионерам присоединилось еще несколько. Что-то рычал по-арабски офицер.

– Прикрываю! – прохрипел он, находя мушкой розовую кафию одного из легионеров.

Двир подскочил и рванул назад, отклоняясь то вправо, то влево. Пули взметнули фонтанчики пыли позади.

– Пошел! – Деловито захлопали выстрелы "узи".

Дмитрий подскочил и припустил назад. Пуля ударила в камень, рядом с ногой.

Он выбрал глазами удачное место для приземления, но тут что-то раскаленное шибануло по кисти и по ноге. От неожиданности Дмитрий уронил винтовку и рухнул.

Сжав зубы, он подтянул руку к глазам. Кисть оплывала кровью. На месте безымянного пальца торчал белый обломок кости, от среднего тоже немного осталось.

Нога вроде сгибалась, хоть и сильно отдавала болью при каждом движении. Здоровой рукой он ощупал бедро, наткнулся на входное отверстие. Выходного не было.

– Черт! – простонал он, откинув голову, глядя в темнеющее небо, – Меня зацепило…

До спасительного обрыва оставалось каких-то метров пять.

Загрохотал автомат Двира. В ответ гулко захлопали винтовочные выстрелы. Затем Двир крикнул:

– Сильно?

Что ответить, Дмитрий не знал.

– Относительно… – сообщил он, разрывая зубами пакет первой помощи.

Рядом ударила в землю пуля.

Дмитрий выматерился, отбросил в сторону винтовку и перекатился сам. Затем лежа на боку, принялся бинтовать руку. Морщась, примотал покалеченные пальцы к здоровым, кое-как затянул зубами. Хорошо, хоть левая пострадала.

Подтянув винтовку, он осмотрелся. Легионеры залегли за камнями и прижимали Двира к земле.

Прицелившись по вспышке выстрела, он потянул спуск.

– Прикрываю!

Двир подскочил и рванул назад. Легионеры открыли бешеную стрельбу.

Он тоже стрелял, целясь на вспышки, досылая патрон за патроном. Каждый выстрел отдавался острой болью в раненой руке.

Двир вдруг нелепо взмахнул руками и рухнул на камни. Преследователи радостно заорали.

От отчаяния Дмитрий впился зубами в рукав гимнастерки.

Двир неподвижно лежал на камнях, под головой растекалась темная лужа. Дмитрий присмотрелся и заскрипел зубами. Напарнику снесло пол затылка.

Ладно, эмоции потом.

Он сменил обойму. Наощупь посчитал. В подсумке осталось четыре, да где-то в ранце коробка патронов. Только, как с такой рукой снаряжать. Еще оставалась граната.

От боли в глазах расходились цветные круги. Он выстрелил, перекатился в сторону.

Впереди раздалась гортанная команда, характерно лязгнули примыкаемые штыки.

Надо было что-то решать.

Поудобнее ухватив гранату, вытянул зубами чеку. Сгруппировавшись швырнул ее как можно дальше, навстречу выпрямлявшимся в полный рост силуэтам и не дожидаясь разрыва ползком метнулся назад.

За спиной шарахнуло. Свистнули над головой осколки. Он дополз до края карниза, свесился, пытаясь разглядеть тропу. Тщетно. Метрах в трех ниже белел только узкий каменный карниз. Он повернул голову. Тропа тянулась вдоль обрыва и терялась где-то слева.

Это был конец.

Не раздумывая Дмитрий сбросил тело вниз, на мгновение повиснув на здоровой руке, разжал пальцы и рухнул, пытаясь сгруппироваться. Ночь взорвалась вспышкой боли, а потом все поглотила тьма.

Февраль 56-го

Тучи, низкие и свинцовые висели над Иерусалимом, то и дело разражаясь ледяной крупой дождя и града. Ветер подвывая разгонялся на безлюдных улицах взорванного еврейского квартала. Несся над заброшенными домами нейтральной полосы, заставляя звенеть колючую проволоку вдоль «городской линии», а часовых зябко ежиться. Иорданцы плотнее наматывали на шеи и уши клетчатую ткань кафии. Израильтяне кутались в воротники шинелей.

Ветер с бандитским свистом проносился между "драконьими зубами" перегораживавшими площадь перед КПП Мандельбаума. Без всякой визы пересекал он границу, и с разгону напарывался на торчащий, как гнилой зуб в больной челюсти, Дом Турджемана.

Но дом, такой красивый и заманчивый издали, вблизи оказывался мрачным и угрюмым. Красивые стрельчатые окна замурованы бетоном. Узкие, усиленные стальными листами, щели вмурованных в бетон амбразур прикрыты задвижками. Обложены мешками с песком узорчатые балюстрады, балкон и галерея побиты снарядами.

Разочарованный ветер сходился грудь в грудь с испещренным пулевыми отметинами фасадом, разбивался на сквозняки и уносился по узким улицам Меа Шеарим в поисках легкой наживы, грохая ставнями, срывая со случайных прохожих – ортодоксов шляпы и парики.

Когда-то дом в престижном по тем временам иерусалимском районе Шейх Джерах, в квартале Хасана Турджемана построил для себя архитектор Антон Брамхи.