В областном центре Львов тремя неизвестными произведен террористический акт. В 5:25 ими совершен угон междугородного рейсового автобуса производства Львовского автобусостроительного завода, приписанного к маршруту "Львов-Киев". На момент угона в транспортном средстве находилось 39 пассажиров (из них 7 детей). Во время преследования преступники оказали вооруженное сопротивление (вооружены пистолетами и автоматическим оружием), убили 1 человека из подразделения "Беркут" и ранили 6 сотрудников ППС и ГАИ. Есть жертвы из числа гражданских лиц — 4 убитых и 9 ранено (во время перестрелки и преследования в центре города). Выведены из строя 4 автомашины ППС и ГАИ и трамвай. Преступники потеряли 1 человека и автофургон марки "Рено". Личность погибшего устанавливается. В действиях террористов прослеживается четкая организация преступления. В 7:10 автобус с заложниками и террористами выехал из областного центра Львов в направлении города Ровно. Преступники не выдвигают никаких требований и в переговоры не вступают"…
Дочитал, закрыл папку, набрал неправильный код, как того требовала инструкция.
— Найдите мне Кляко хоть под землей! — закричал он, но тут же заставил себя успокоиться — давать волю нервам было сейчас крайне не вовремя. — Когда получена информация? — Хотя мог сам посмотреть в конец документа, на дату и число. Теперь было поздно.
— Примерно пять минут назад…
— Найдите срочно Степана Федоровича, — повторил он и вихрем помчался в свой кабинет.
В приемной, на ходу, бросил Наталье:
— Машину срочно!.. И после двенадцати приготовить вертолет!..
И уже в своем кабинете, собирая необходимое к скорому раунду у Президента, произнес фразу, которая прозвучала тихо, холодно и жестоко:
— Свидание разрешено, господа… мать вашу!
Он просыпался, как всегда, рано, и вообще спал чутко, как зверь. Первая привычка выработалась с возрастом (старые люди, как известно, спят очень мало, и в большинстве своем страдают бессонницей), а вторая — за прошедшие три года. Для последнего были серьезные причины.
Он лежал на койке у зарешеченного окна, на боку, положив голову так, чтобы можно было видеть и окно, и палату позади себя. За окном грохотал просыпающийся город, стучали где-то внизу по тротуару каблучки женских туфель, а на крыше дома напротив, которую только и можно было видеть в окно, сгрудившись, сидели голуби. За спиной, на соседней койке, с громким храпом спал бритый налысо дюжий парень, на котором больничная пижама казалась смешной и нелепой. Обитатели психушки выглядели в пижамах "по-родному", и не бросались в глаза короткие рукава и штанины, не застегивающиеся борты. Еще очень много деталей настораживало в соседе: сбитые костяшки на руках, свежие мозоли на ногах от тяжелой обуви, тренированное, мускулистое, тело, нахальный прямой взгляд. В больничке никто из "постоянного состава" не мог похвастаться столь отменным здоровьем, после отсидки по пять-семь лет.
Парень на койке был совершенно чужим для этих стен, стен "Специализированной психиатрической больницы № 12 МВД Украины по Львовской области", и этой чужиной от него несло за версту.
Его привели ночью. Два санитара. Бросили его вещи на свободную койку.
— Осваивайся, малыш. — И ушли, закрыв за собой дверь на ключ, чего не делали последние три года.
Лекарь до этого момента уже два месяца жил спокойно, даже стал отвыкать от постоянного напряжения. И вот теперь подселение этого бугая и запертая на ключ дверь. Последнее обстоятельство больше всего настораживало.
Новенький сразу бросился на свободную койку и захрапел, а Лекарь большую часть ночи бодрствовал, и лишь какой-то час перед рассветом, подремал вполглаза.