Виорика снова беззвучно рассмеялась:
— Вот видишь, а продолжаешь твердить, что это сон.
— Хорошо, — с жаром, громким шепотом, произнес Лерко. — Пусть это сон, но ты же… Ты мертва!
Последние слова он произнес совсем тихо, как страшную догадку.
Она слабо улыбнулась ему:
— Была, милый… Была мертва, а теперь — сам видишь…
Она нежно взяла его руку своей, теплой и мягкой, и заставила его коснуться своей груди.
— Живая я, Саша.
— Сон, жуткий сон, — проговорил он, отдергивая руку от реальной теплой плоти.
Женщина горько усмехнулась и, вдруг, повысив голос, произнесла:
— Лекарь! Лекарь, ты спишь?
Тот вновь заворочался и вяло пробормотал:
— Уснешь тут с вам, голубки… Шли бы куда-нибудь языки чесать.
Виорика взяла Сашу за руку и потянула.
— Идем, нам пора. Совсем нет времени. Меня прислали за тобой.
— Кто? — удивился он, но подчинился ей.
Они вышли на улицу, в туман. Она по-прежнему вела его за руку за собой. А он еще не верил, что это не сон.
— Виорика, это ты? — едва ли не на каждом шагу спрашивал он ее.
— Я, милый, я, — нежно без устали отвечала она, и вокруг них клубился густой, пахнущий речной гнилью туман. — Иди, не бойся… Смелее.
Он вздрогнул, когда за его спиной раздался крик. Кричал Лекарь.
— Саша! Са-а-ша-а!.. Не иди с нею! Это не сон!!!
Крик вяз в туманной плотной гнили.
Александр выдернул руку из женской и остановился.
— Это не сон, — повторил он страшную догадку. — Нет, я не пойду…
И тут же со всех сторон ударили автоматные очереди. Поднялся такой грохот, что от него заметно задрожала серая воздушная пелена тумана. Лерко хотел было повернуться и бежать обратно, понимая, что это напали на них вольные, когда что-то сильное и огромное бросилось на него сверху, обдало воздухом и жутким смрадом, схватило поперек туловища, сдавило, как огромными металлическими тисками, лишая воли к сопротивлению. Он почувствовал, как его поднимают вверх, услышал, как на взмахах со свистом врезаются в воздух огромные крылья. В глазах проплывал клубящийся, серый, предутренний туман, и стали загораться и лопаться черные пятна скорого беспамятства. Уже теряя сознание, он продолжал слышать где-то рядом успокаивающий, нежный и заботливый голос той, которую любил:
— Потерпи немного, милый. Совсем немного…
Гелик стоял за дверью на выходе из здания. В голове набатом била кровь, сердце грохотало от пережитого ужаса. Как он мог думать, что это сон! Он корил себя за халатность. Кукушонка явно похитили… Из тумана по садику беспрестанно били струи автоматных очередей, за выстрелами звучали людские голоса, мат и ругань. Лекарь, укрываясь за дверным косяком, стрелял одиночными выстрелами по вспышкам и голосам. Кажется, он один раз попал: кто-то жутко завизжал, после чего стрельба стала гуще. Стреляя, он продолжал кричать, звать друга, но тот не отвечал. Он видел, что Сашу увела женщина в белом. Заметил в самый последний момент, когда они покидали комнату, потом упустил время, потратив его на то, что продолжал лежать, ошарашено обдумывая всё, что казалось ему сном, а когда понял, что это самая настоящая реальность, было уже поздно.
В здании проснулись все. Отовсюду, из окон и дверей, спецназовцы ответили дружным огнем. Били прицельно. Нападавшие подались назад. В тумане это не было видно, но автоматные и ружейные огни стали вспыхивать из самой глубины тумана. Выскочив из своего укрытия, Гелик, стреляя на ходу в любую тень, которую мог различить в плотном покрывале тумана, побежал в ту сторону, куда, как он успел заметить, Лерко уводила незнакомка, имя которой Дмитрий Степанович боялся назвать даже в сознании.
Он успел пробежать, наверное, не больше пятидесяти шагов, когда его сбили с ног. На него кто-то навалился, и он слышал приторный кисло-горький запах немытого тела и нестираной одежды, запах табака и зубной гнили. Напавший был очень сильным, он быстро разоружил Гелика, заломил ему руки.
— Братаны! Я здесь чью-то шкуру заломал, — прохрипел он больными легкими.
Лекарь попытался вырваться, лягнул бандита, который взвыл и отпустил жертву, но она не успела убежать. Подбежали еще несколько человек, и в следующее мгновение Гелик упал, потеряв сознание, после того, как получил оглушительный удар по затылку.
Они опешили от того, что увидели…
Служба в милицейской разведке учила ничему не удивляться и требовала предельной осторожности, особенно разведка в Зоне. Восемь месяцев, с того самого момента, когда начались эти загадочные смерти среди обитателей Зоны. Чудовищная смерть была равна ко всем, кто попадался в ее цепкие лапы: милиционерам, лесниками, вольным, бомжам, атомщикам, строителям и всем прочим, кому приходилось работать или жить в Чернобыле… Вон, сегодняшним утром, передавали по служебному радио, на хуторе Заруба погибло четыре милиционера разведки, сгорели в заброшенной хате… Получалось, что тот, уже покойный патруль, вышел в ночь, как и этот, стоящий теперь на окраине большого хутора с раскрытыми от удивления ртами.