Багряный лес

Перебираясь через завалы, Асуки нечаянно наступал на мертвых, и они трещали и сочились под его ногами. Он старался убраться из таких мест, шарахался в стороны, чтобы и там наткнуться на новые, более ужасные, чем прежние, тела.

Небо по-прежнему было накрыто тяжелым свинцовым покрывалом из плотных туч, но света уже было достаточно, чтобы видеть дорогу и окрестности. Серый и печальный день лег на землю. Теперь Асуки видел то, что скрывала долгая ночь, и во что не мог поверить всего несколько часов назад. Безрадостная, унылая, окутанная серостью и дымом пустыня лежала перед ним. Все мертво и безжизненно. Сухой скрежет камня и головешек под ногами таял в бездонной тишине простора. Чуть дальше, за слоистым сизым туманом проглядывали развалины, остов какого-то чудом уцелевшего здания. Ребра конструкции крыши образовывали сферическую форму, которая одиноко возвышалась над всем этим умершим миром. Немного ближе, словно высушенные и обугленные человеческие кисти, пробивали серость неба стволы и ветви мертвых деревьев. Два ряда. Только по ним Асуки узнал свою улицу и поспешил туда.

Он несколько раз падал. От ударов и сотрясений открылась рана на голове. Надо было сменить повязку, но у Асуки не было ничего, чем можно было сделать перевязку. Он сел на камень и оторвал оба рукава от формы. Один вывернул наизнанку, чтобы занести меньше инфекции в рану и плотно перевязал им голову. Кровь перестала идти, и теперь не заливала глаза, давая возможность видеть дорогу. Второй рукав он смочил водой из походной, висящей на поясе, фляги и вытер от крови лицо и шею. Потом напился, чувствуя, как после воды неприятный вкус во рту становится не таким острым и противным.

За его спиной послышался скрежет и он обернулся.

Приваленный огромным куском стены, на него смотрел человек. Асуки лишь бегло и наскоро назвал это человеком, уронил флягу и, сдавленно мыча, на четвереньках, дрожа крупной дрожью, пополз прочь. Ужас оставил его в развалинах какого-то здания, в руинах, в квадратных, обглоданных огнем стенах. В углу сидели трое… Три трупа. Два маленьких, с задранными вверх головками. Они протягивали к большому трупу тонкие руки. Большой же распростер свои, словно крылья над ними, но не защищая, а больше успокаивая — в этом застывшем движении не было уверенности защиты, но бессилие покорности. Страшная картина… Асуки понял, что перед ним тела матери и двух ее детей. Он прислонился спиной к стене, сильно вжался в нее, подтянул колени к груди, обхватил их руками и зарыдал, кусая до треска ткань, испачканных сажей и пылью брюк. Он плакал горько и тяжело, от отчаяния, страха, который, наконец, одолел его, от одиночества. Оплакивая все, что он увидел этим утром, Асуки уснул.

Проснулся он от того, что шел дождь. Крупные капли часто падали на его голову, плечи, руки, сразу впитываясь в одежду. Скоро по телу стала растекаться прохладная влага. Не открывая глаз, Асуки подставил лицо под струи дождя, открыл рот, ловя капли… Сначала он не мог разобрать вкуса воды, но когда это случилось, его стошнило: дождевая вода была противно-горькой! К тому времени дождь превратился в победно шумящий ливень. Асуки открыл глаза и вскочил на ноги, плотно прижался к стене, распластался по ней, но все равно не мог найти спасения. С неба хлестал черный дождь. Асуки развернулся к нему спиной, прижался лицом к стене, вдыхая впитанную ею гарь, которая от дождя стала чувствоваться острее. Он не хотел видеть эту черную воду, но она живой тонкой вуалью стекала по камням стены, по коже лица, пропитывала одежду и текла по телу. Ему казалось, что она обжигает его, но он, стараясь унять дрожь отвращения, прижимался к стене все плотнее. Дождь не был ни горячим, ни ледяным. Обыкновенным. Теплым.

Ливень прекратился внезапно. Луж не было. Воду мгновенно впитала сухая опаленная земля, и мог ли раздробленный камень удержать на себе хотя бы одну ее каплю? Воздух наполнился еще более резким и терпким запахом гари. Пахло пылью, но это был не привычный пряный запах, а горький, тошнотворный.

Асуки вернулся к тому месту, от которого бежал. Ему было страшно, но очень хотелось пить, а в оставленной фляге было еще достаточно воды, чтобы несколько раз утолить жажду. Человек, придавленный камнем был неподвижен. Асуки, опасливо косясь в его сторону, поднял флягу. Он всем сердцем надеялся, что тот, кого он так сильно испугался, уже мертв. У человека практически не было кожи. Она свисала с его рук, лица какими-то побелевшими безжизненными лоскутами. Жилы и вены, извиваясь по припорошенному пылью телу, в неожиданных местах торчали в стороны иссушенными сучками. Безгубый рот отчаянно кривился в беззвучном хохоте, а огромные глаза без век таращились на мир с неописуемым изумлением.