Багряный плен

Город был достаточно зеленым, с деревьями вдоль дорог, парками и аллеями. Мы проезжали большую площадь, посреди которой возвышался чудесный фонтан. В центре сидела каменная девушка с длинными волосами, разложенными у ног, с ее ладони стекала вода, которая падала сверху, из бутона огромного цветка. Эта композиция завораживала, притягивая взгляд. И я даже не могла ответить почему. То ли потому, что фонтан был выполнен прекрасным мастером, продумавшим и исполнившим все детали очень подробно. То ли потому, что лицо девушки было настолько печально прекрасным, что вызывало участие и рождало вопросы о ее судьбе. Я вдруг почувствовала странное родство с ней и испытала нечаянную жалость к нам обеим.

Миновав площадь, повозка проехала через цветущую аллею и выехала на пригорок, откуда открылся прекрасный вид на дом Бруэров. Я сразу поняла, что это был он, поскольку туда вела только одна дорога и мы двигались именно по ней.

Огромный трехэтажный дом из красного камня с балконами и мансардами, с широким крыльцом и высокими окнами. Дом окружал небольшой парк, в свою очередь окруженный невысокой живой изгородью. Как такое живописное место могло принадлежать столь жестокому человеку?

У порога нас ждали слуги в черных формах, что смотрелось довольно странно. Цыгане не живут подобным образом, не оседают в таких огромных домах, не отказываются от традиций, не запирают себя в стенах. Хотя… все меняется со временем.

Когда повозка остановилась, братья с помощью слуг унесли Арсена в дом, а я спустилась на землю и замерла в нерешительности. Экипаж Драгомира не заставил себя ждать. Красноглазый цыган буквально вылетел из него и, схватив меня за руку, поволок вверх по ступеням. Перепуганный пожилой слуга молниеносно открыл перед нами двери и поклонился хозяину. Я даже не успела ничего толком рассмотреть, так быстро Драгомир тащил меня за собой. Мы преодолели широкую лестницу на второй этаж, а потом длинный коридор, в конце которого была открыта дверь.

Судя по тому, что братья принесли Арсена именно сюда, это была его комната. Просторная, светлая, но выглядела она как-то очень сухо, словно никто в ней не жил. Не было никаких личных вещей, занятных мелочей или портретов, только стены, мебель и окна.

– Мало того, что ты вернул этого ублюдка, так ты еще и бродяжку какую-то притащил, – в этом голосе было столько презрения, столько ненависти, что я поежилась, наблюдая, как из высокого кресла у окна поднимается старая цыганка.

Ее лицо искривила злоба, а сухие руки сжались в кулаки. Она была невысокого роста, чуть согнутая, будто на спине лежал тяжелый мешок. Ее волосы все еще черны, как вороново крыло, без единого седого локона. Глаза, однако, как у Драгомира голубые, но даже они не способны были смягчить эту, словно въевшуюся в кожу злорадность.

Старуха повела носом и сморщилась, так, будто в рот попала горечь. Она подошла ко мне вплотную, заметила жарут, снова скривилась, а потом сплюнула на пол.

– Убей эту шавку, от нее разит магией, – сказала она Бруэру, тыча в меня скрюченным пальцем. – Убей немедленно!

Глава пятая

– Я буду решать, кто и когда умрет, – твердо сказал Драгомир. – Она нужна мне.

– Что ты знаешь о ней? – не скрывая омерзения, продолжила давить цыганка. – Зачем привел в дом?

– Она спасла твоего внука, – не скажу, что слова Бруэра были преисполнены благодарности или вообще чем-то добрым, скорее пропитаны сомнениями и недоверием, – во всяком случае, так сказала Марта.

Старуха подошла к мужчине, ее губы поджались, а ноздри раздувались от наполненного злобой дыхания. Она вонзила свои ледяные глаза в лицо Бруэра и тихо произнесла:

– Этот ублюдок не мой внук.

Даже мне стало не по себе от ее тона и от количества ненависти, которое обрушилось на голову раненого мною мужчины. Тут даже не нужно быть шувани или каким-либо пророком, чтобы понять, что мать Драгомира была против этого брака. Мало того, что Эвия не была цыганкой, она еще и чужого ребенка принесла в дом. Мало какие состоятельные семьи позволяют подобное, а цыганские тем более. Однако этот союз случился и, насколько я могла видеть, был или все еще остается относительно счастливым, раз принес в этот мир еще троих детей.

– Мы давно закрыли эту тему, мама, – стискивая зубы, сказал Драгомир. – Арсен часть моей семьи.

– Он никогда не слушал тебя, никогда не признавал! – не унималась цыганка. – Что бы ты ни делал, как бы ни воспитывал. Бил, запирал, угрожал, ему все нипочем. Этот поганец ни разу не признал твоего авторитета, не назвал отцом. И в довесок наплевал на твое решение женить его и сбежал в военную академию на пять лет. Ты и это спустишь?

Старуха прошла к кровати и с нескрываемым презрением воззрилась на Арсена, от чего я поежилась и ощутила странное желание встать на его защиту.