Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.

После освобождения района Брусилов-Жмеринка от петлюровских войск, я выехал с сослуживцами в этот район для оказания помощи пострадавшим от погромов. Каждый из нас получил по 50.000. В Жмеринке мы сконструировали секцию. Выяснив, что большой работы тут не предстоит, я поспешил на вокзал, чтобы отправиться в Вапнярку. В уезде были погромы, и я думал оказать возможную скорую помощь в освобожденных местах. Дальше Вапнярки, однако, проехать не удалось, потому что жмеринский путь был прерван. Просидев тут сутки, мы решили ехать в сторону Христиновки и просили прицепить нам вагон к первому поезду, который в эту сторону направится. Вечером шел поезд с сахаром для Москвы. К нему прицепили наш вагон. На первом полустанке поезд сделал остановку, чтобы выбросить 5 вагонов, у которых загорелись оси.

Был уже дан третий звонок.

Вдруг раздался залп по поезду.

Послышались крики:

— Сла-а-ва!

Показались петлюровцы.

Все стали выскакивать из вагонов и бежать, кто куда мог. Я побежал с некоторыми в лесок налево.

Потерял пенсне и ничего не видел.

Взял кого-то за руку и бежал вместе с ним.

У оврага в лесу мой спутник остановился и посоветовал лечь в овраг и спрятаться.

Мы легли в овраг.

Прислушивались.

Слышен был топот верховых, окрики стоящих на постах, скрип телег. Мы решили, что это, наверное, местные крестьяне-повстанцы напали на поезд с целью грабежа, — они ограбят всех оставшихся, уложат сахар на подводы и уведут, а мы сумеем тогда выбраться. Однако надо было остерегаться. Я стал выбирать все документы из левого кармана, они давно уже были рассортированы на всякий поганый случай. То же проделал и мой спутник. Печать Ревкома и браунинг я положил у корней двух деревьев. Сами мы тихонько отодвинулись от этого могущего нас скомпрометировать места. Были еще документы, которые могли меня выдать, — это оставшееся 40.000 рублей советских денег. Как быть с ними… бросить их тоже в лесу… закопать под каким-нибудь деревом. Так и не сумел я разрешить этот вопрос.

Послышался вблизи шелест.

Спутник мой решил, что это наши, и радостным шепотом высказал мне это. Его громкий шепот сразу выдал наше расположение и немедленно двое солдат, застучав затворами, оказались возле нас

Зажгли спичку.

— Ну, добродию, вылезай.

Вылезли.

— Жид?

— Да я еврей, врач.

Вытаскиваю из первого кармана петлюровские документы, тоже давно собранные и заготовленные.

Предъявляю.

Зажигают свечку и читают бегло, просматривают документы.

А ты свои большевистские документы покажи.

Отвечаю:

У меня нет.

— Брехня!

— Хотя я их и имел, но они остались в вагоне, в шинели и в корзинке.

— Ну… пройдись вперед!

Эта команда мне не особенно понравилась.

Я решил лучше стоять.

Достаю еще документы от петлюровской прежней власти, свидетельствующие о том, что я не большевик, что я лоялен «по видношенню до Украины».

Они не удовлетворены.

Полезли сами в карманы и нашли пачку денег.

— Скильки гро-о-шей.

Объясняю им, что тут 20.000.

— Ну тебе столько не нужно. Мы возьмем 10.000, но гляди никому ничего не говори.

И сейчас же сказали моему спутнику:

— Ну, а ты можешь идти себе куда хочешь.

Сами отсчитали себе 10.000.

Остальные возвратили мне.

Привели на вокзал.

У стола сидят два офицера, кругом казаки с винтовками и без винтовок. Просматривают документы арестованных.

Дошла очередь до меня.

Подвели к столу.

У стола стоит высокий с зверским лицом гайдамак, в широких шароварах и с хвостом на голове. Начинает раздевать самым варварским образом. Сорвал с такой силой френч, что порвал подкладку и оторвал рукав рубашки. Пробую протестовать, ссылаясь на гаагскую конвенцию, на кодексы о пленных врачах. Гайдамак становится еще более свирепым.

Стаскивает сапоги.

Оттуда выпадает что то завернутое в бумагу.

— Ось дэ його документы!

Разворачивают.

Это 1000 билеты, запрятанные мною в сапог.

— Гроши нам не потрибны, — с видом пренебрежения говорит полковник, сидящий у стола.

Просматривают документы.

Ничего подозрительного не нашли, — думают только, что документы подложные. С трудом верится им, что я врач и документы мои. Говорят, что врач им очень нужен, что у них много больных. Мой допрос был прерван заявлением двух казаков, нашедших нас в лесу, и теперь вернувшихся с заявлением:

— Наш атаман прыказав «добродия ликаря» повесты до нього.

Приказывают мне одеться, возвращают все документы и деньги.

Ведут к атаману в село Кирнасовку.

Прошли шагов 100–200.

Останавливаются и спрашивают:

— Дэ ваши большевитски документы, добродию.

Спрашивают обидно. Молчу.

Одни вытаскивают из кармана документы и показывают мне документы мои. Тут же и печать Ревкома.

— Теперь можем вас застрелить и нам ничего не будет.

Спрашивают сколько у меня еще денег.

— Дайте все деньги, а себе оставьте 10.000, тогда документы не покажем атаману!

Долго шел спор между нами.

Моим условием было возвращение мне документов. Один согласился, другой не соглашался. Уже в самой деревне, возле квартиры, где разместился атаман, согласился и второй. Выдали мне документы и печать.

Мы присели на земле лицом к забору.