-- Пожар, во всяком случае, необходимо локализовать,-- сказал ксендз,-- так как огонь не разбирает национальности и подбирается уже к домам и неевреев.
Комендант обещал принять меры.
Тоже обещало депутациям и киевское начальство...
...Вчера еще цветущее местечко Фастов,-- заканчивает "Киевское Эхо",--представляет теперь собою кладбище..."
Глава II
История киевского погрома
Со вступлением добровольческой армии в Киев, весь сентябрь месяц происходил в Киеве и его окрестностях "тихий погром". Таким именем можно назвать непрекращающиеся каждодневные эксцессы, ставшие обычным хроническим яв-
210
лением и большею частью происходящее незаметно, хотя во всей своей совокупности они представляют собою потрясающую картину бесчеловечности и бесправия, как бы возведенных в систему.
Особенно многочисленны были нападения, разграбления и даже убийства в пригородах Пуща-Водица, Соломенке, Слободке и Демиевке. В пределах центральной части города также не прекращались эксцессы со стороны солдат по отношению к прохожим евреям, главным образом, в районе Дуловой улицы, Большой Васильковской, Жилянской и Тарасовской.
За время только с 1-го по 10-е сентября на Киевском еврейском кладбище похоронено:
146 убитых евреев.
Из них около 40 погибло в первый день от руки украинских солдат.
Остальные -- от руки добровольцев.
Среди убитых много людей пожилых, даже стариков 70--72-летнего возраста.
...Вот показание одного из пострадавших:
"В воскресенье 21-го сентября я с братом своим Кацом отправился из Печерска в город. На Собачьей Тропе мы встретили 2-х солдат.
Они нас остановили:
-- Документы!
К брату моему, купцу первой гильдии, придрались:
-- Наверное, был комиссаром!
-- Но вы же видите документ...
-- Убил кого-нибудь и забрал документ убитого. Знаем мы вас, жидов...
Грубо приказали:
-- Идем.
Меня отпустили, а брата забрали с собою.
Я страшно растерялся и не проследил, в какую сторону они его увели. Я был уверен, что он находится в одном из участков. Начал искать по всем участкам, но нигде его не оказалось. Лишь на 3-й день найден его труп в Печерске, возле одной из казарм. Он был совершенно раздет, в одних кальсонах и чулках. Рядом с ним лежал еще один неопознанный труп еврея.
Таких трагедий -- сотни.
Они стали при добрармии бытовым явлением. Хотя справедливость требует отметить, что впоследствии, когда погром в Киеве разразился нагло и открыто перед лицом целого света, не стесняясь присутствием корреспондентов газет Антанты, власти стали в отдельных случаях привлекать убийц и грабителей к суду и даже приговаривать к
211
смертной казни, но дело не в этом. Дело в общем тоне, в самой сущности этого исторического явления,-- известного под именем добрармии.
Добрармия несла с собой погромы.
И иного не могла принести.
Погром открытый массовый разразился в Киеве в октябре месяце, после того, как город на сутки перешел в руки большевиков и снова был захвачен добрармией. Еще не смолк грохот канонады, как победители уже принялись за свою кровавую деятельность, факты которой приводятся ниже. Эта кровавая работа открыто оправдывалась газетами -- "Киевлянином" и "Вечерними Огнями", приводившими факты "стрельбы из окон и бросания евреями зажженных ламп" в отступавшие добровольческие войска, факты, детально опровергнутые "Киевскою Мыслью". Эта газетная погромная агитация перекинулась и в другие города, на фронт -- и с этого времени начинается ужасающий распад добрармии. Киевский погром производился, главным образом, офицерством.
Рассказы пострадавших
1
Гостиница "Марсель"
Я жил со своим отцом,-- рассказывает Каган, -- в гостинице "Марсель". Когда во вторник 1-го октября по городу стала распространяться тревога, все в гостинице в один голос начали говорить, что оставаться здесь нельзя. Сведущие в деле "переворотов" утверждали:
-- Чуть что, сейчас же направляются в гостиницы.
Наша гостиница сплошь была заселена евреями купцами и беженцами из погромленных мест с их семьями. Независимо от той тревоги, какая невольно вселилась во всех всвязи с надвигающимися политическими событиями, специфическая "еврейская" тревога сразу же пронизала всех жильцов словно электрическим током. И хотя никто об этом не говорил, каждый на лице соседа читал эту нашу специфическую тревогу.
Оставив на произвол судьбы все наши вещи в номере, мы пошли с отцом по направлению к Крещатику. По дороге встречались добровольцы,-- офицеры и солдаты, пешком, на извозчиках и на лошадях. Если случайно рассеянный взгляд добровольца останавливался на нас, нам становилось жутко,-- так выразителен и зловеще был этот взгляд. Мы зашли в контору одного сахарного завода, при-
212