Багровое пепелище

— Благодарю за службу, за смелость. Вы отчаянно сражались, — искренне похвалил Шубин молодого мужчину. — Да, теперь надо набраться сил перед следующим наступлением. Я навещу Артемова, а вы пока выполняйте приказ по охране дороги от Дмитровки. Через три часа доложите обстановку.

— Есть!

Олейко, как и Ощепков, ушел выполнять приказ командира. А Шубин направился вдоль домов к краю деревни, потом по дороге к холму. Теперь не было нужды пригибаться, скрываться — деревня была занята Красной армией, а на холме в крепости и на дороге теперь был советский рубеж обороны. Правы и Ощепков, и Олейко — ему надо прийти в себя, подлечить спину, сменить грязную форму. Ведь, скорее всего, к вечеру или утром прибудет комдив вместе со штабом, он говорил, что дивизии понадобится двое суток для форсирования. Первым делом запросит рапорт о потерях, о количестве пленных и поставит новую задачу ШИСБР. Надо узнать о самочувствии и степени тяжести ранения Артемова. Неужели он не встанет на ноги и будет госпитализирован? Кто займет его место, наверное, Олейко? В голове мелькнула мысль, что командир может назначить его, Глеба, командиром штурмовой бригады. Только это предположение пришлось Шубину не по душе: он был разведчиком и службу свою любил, не представлял себя в роли командира ШИСБР. Столько всего надо знать и уметь, все-таки это формирование — штурмовая инженерно-саперная бригада, а это значит, что надо владеть знаниями во многих сферах, от минирования до рукопашного и огневого боя. Поэтому для командира такого подразделения ему далеко: слишком мало знаний и при этом огромная ответственность — бригада идет на острие атаки, а за ней вся дивизия.

За этими размышлениями Глеб быстро добрался до бытовок. Возле одной уже развернулась бурная работа: прямо на улице женщина в белом халате, начальница санбатальона, осматривала капитана Артемова; в это время две санитарки поспешно промывали ледяной водой сам вагончик, готовя его к приему раненых. Рядом с постройками сгрудились две толпы: поменьше, из советских бойцов, которые были наспех перевязаны подручными средствами прямо во время боя; и рядом со второй бытовкой под охраной двух автоматчиков находились румынские солдаты; многие пленные были ранены, часть из них лежала прямо на земле, истекая кровью и корчась от боли.

Поэтому после осмотра Артемова хирург выкрикнула:

— Алевтина, принимайся за перевязку легко раненных! Я займусь тяжелыми. — Она повернулась к пленным и жестами указала: — Ну, давайте, заносите ваших, медицина не отличает — враги, свои. Все люди, все жить хотят. Ну что стоите, заносите их и укладывайте на лавку.

Женщина отрывисто принялась раздавать приказания, пленные бросились выполнять ее распоряжения, так и не оправившись от удивления, что советский врач помогает врагам, которые меньше часа назад сражались против них. В бытовке мгновенно развернулся полевой госпиталь, загремели инструменты, забегали санитарки с охапками перевязочного материала. Аля, строгая и напряженная, тоже устроилась прямо на улице на двух лавках, разложив бинты, мази и инструменты в лотке. Она только успела бросить на Шубина тревожный взгляд:

— Товарищ капитан, у вас ранение? Давайте осмотрю.

Но Шубин устало опустился рядом с бледным Артемовым, кивнул девушке:

— Я подожду, ты действуй. Как закончишь, так осмотришь, поцарапало немного.

Капитан Артемов слабым голосом подозвал разведчика:

— Шубин, доложи, как прошел штурм. Еще обнаружили немцев при прочесывании населенного пункта?

— Так точно, товарищ командир, — Глеб присел рядом с раненым на наваленную из веток кучу и принялся подробно рассказывать о том, что произошло после захвата крепости на холме.

Артемов внимательно слушал, задавал вопросы, а потом положил руку на плечо разведчика:

— Молодец, капитан, не растерялся. Все правильно сделал. Ни одного бойца не потерял, это самое важное для меня! У меня все ребята отборные, их по всему фронту искали для ШИСБР.

Глеб смутился от такой горячей похвалы:

— Служу Советскому Союзу, товарищ командир. Да, парни знали, что делать. Действовали слаженно, мгновенно сломали сопротивление. — Глеб указал на пленных: — Сами видите, сколько у них потерь, — он внимательно всмотрелся в набухшую кровью свежую повязку на голове капитана. — Вы-то как себя чувствуете? Что хирург сказал, серьезное ранение?

Но Артемов, несмотря на сильную бледность, на то, с каким трудом ему давались все движения, отмахнулся:

— Царапина. Вот ноги не слушаются. Питание хорошее все исправит. Кстати, что там с обедом, капитан? Довольствие организовано для бойцов?

Шубин поднялся:

— Там горячий обед даже соорудили! Давайте схожу, товарищ капитан! Сразу на ноги встанете! — Глеб с готовностью направился в сторону другой окраины, откуда уже по всему поселению тянулся густой запах похлебки из немецких припасов. Этот аромат щекотал ноздри, будил аппетит. Навстречу разведчику попался Серго Ломидзе с большим ведром похлебки: